С Днем Рождения, лапушка _танюшка!)))

[namora]

21 июля - день рождения у потрясающего автора, прекрасного человека и замечательного собеседника -  лапушка _танюшка !!!
Танечка, дорогая! Поздравляю тебя с праздником!!!
Я не могу даже подобрать слов, чтобы сказать, как я счастлива, что мы встретились и познакомились тут, на дайриках!)))
(Лэртик, солнце, спасибо, дорогая, за наводку! ))))
Я обожаю твоих мальчишек, твоих Юту с Таки, Дая с Мао, твоих Рему с Найто, которых я люблю до слез!!!
Я перечитала у тебя все, что могла, и уже выучила наизусть!))))
Танечка, родная!))) Будь здорова и счастлива, феери идеями и радуй нас своими потрясающими произведениями!!! Пусть в доме будет счастье и достаток, на сердце - любовь, а в душе - новые творческие задумки и великолепные рассказы, которые так украшают жизнь твоим читателям!!!

С любовью,

Namorada



Знаю, что рановато... Но сил ждать больше нет...
Ниже - мой подарок... Прости, если что не так...
И это могли быть только они!
И сегодня они живут - для тебя...))))


Название: ПОРЫВ ДУШИ... ДОРОЖЕ ЖИЗНИ (4)
Автор: Namorada
Фендом:Такуми-кун
Пейринг: Арата Мису/Шингеджи
Рейтинг: R
Размер: мини
Статус: завершен
Предупреждение: ООС, флафф, сёнен-ай, 18+



Арата Мису отказывался верить собственным глазам!...
Шингеджи Канемитцу - пил...
Преломляющиеся в стоящем перед ним на столике пузатом бокале с прозрачно-вишневым содержимым лучи мерцающего электрического освещения выстреливали искорками, Шин, то и дело, отворачивался, смущенно улыбаясь, растерянно глядя по сторонам, но рука сидящего рядом с ним человека снова и снова настойчиво и неумолимо подносила стеклянную емкость к выразительным, упругим губам Шингеджи, и застеснявшийся от такой настойчивости мальчишка послушно делал глоток за глотком, явно, не зная, как прекратить подобную назойливость.
Чем спаивает его эта сволочь?!
Шампанское?! Вино?! Вермут?!...
Мерзавец! Он же еще ребенок!
За пропитавшими маленький - всего-то на десять столиков - зал ночного заведения клубами табачного дыма Арата никак не мог рассмотреть лица того, кто так старательно, плюя на все правила приличия, накачивал мальчишку алкоголем. С того места от входа, где он стоял - с маленькой деревянной, в пять ступеней - лестнички он мог рассмотреть только стриженный затылок, крепкую шею, уверенную посадку головы и сильные плечи.
Здоровый черт, дорвавшийся до младенца...
"Младенец", а именно нервничающий с каждой минутой все откровеннее Шингеджи Канемитцу, делал, что мог, чтобы хоть как-то повлиять на происходящее - он отворачивался от назойливо прелагаемого ему бокала, пытался отодвинуться, даже встать... Наверное, чтобы уйти отсюда, из этого ночного клуба, в котором он - один дьявол знает как! - оказался...
Все его беспомощные попытки пресекались на корню. Сильная рука соседа мгновенно прихватывала его за острое мальчишеское плечо, за шею - и резким рывком возвращала на место , на стул, с которого Шин так активно пытался встать...
В очередной раз дернув мальчишку назад, соседская рука уже не соскользнула с его шеи, а по-хозяйски осталась там, придерживая, придавливая вниз, разворачивая голову парня так, чтобы было удобнее тыкать ему в губы пузатым бокалом с прозрачно-вишневой жидкостью.
Никогда не куривший на людях, считающий это неподобающей слабостью, Арата Мису медленно потянул из кармана стильного, приталенного пиджака начатую пачку сигарет. Щелкнул зажигалкой...
Затягиваясь, он представлял себе, как медленно, сантиметр за сантиметром, будет заживо сдирать кожу с этой твари, сидевшей рядом с Шином. Медленно - поддевая её самым кончиком остро оточенного ножа, с наслаждением вслушивась в скулящие вопли и завывания...
То, что сейчас представало его глазам, было непотребно и неприлично.
Арата ненавидел всё, что было неприлично.
А когда это неприличное имело самое прямое отношение к Шингеджи Канемитцу...
Думать о том, что он сделает с Шином, с этим идиотом, неизвестно как сбежавшим ночью из школы, то ли вскрывшим, то ли взломавшим запирающиеся на электронный замок ворота, за каким-то дьяволом оказавшимся в ночном баре в компании великовозрастного извращенца, смачно лапающего его за шею, он не хотел. Тут не о чем было думать.
Арата Мису просто убьет этого идиота - вместе с его ласковыми глазами, лохматой челкой, сваливающейся на лоб, восторженными придыханиями, когда он, вдруг повиснув у Араты на шее, от избытка чувств бодается лбом в плечо и, зажмурившись от накативших переживаний, замирает в крепких, сильных руках.
Арата Мису убьет придурка!
Чтобы больше никогда его не видеть.
А потом медленно - в удовольствие - будет заживо сдирать кожу с этой твари...
Отличный план!
Арата Мису искренне уважал себя за то, что всегда действовал по продуманному, взвешенному, в деталях рассчитанному плану. Привычка, выработанная годами и давшая сбой лишь один раз - когда в его жизни появился отбивавшийся сейчас на его глазах от очередного глотка из пузатого бокала Шингеджи Канемитцу...
Головная боль и позор Араты Мису...
Вон, пытается подняться со стула - уже хорошо захмелевший, пошатывающийся, слабо отпихивающий от себя жадные руки соседа...
Наверное, будет правильнее вернуть идиота в школу, привести в себя, а потом - убить!
Ну, чтобы хоть способен был понять - за что...
Решительно загасив сигарету в стоящей у входной двери пепельнице, Арата Мису быстро спускается по деревянной лестничке...
Он быстро проходит по залу, в клубах табачного дыма, решительно хватает за воротник новой рубашки в цветочек пьяного Шингеджи, сдергивает его со стула, с разворота, левой рукой, врезает в челюсть его озабоченному соседу - мужику средних лет со зверским, искаженным яростью лицом: как же, мальчишку отобрали!... Такого нежного, уже такого пьяного мальчишку...
Не слушая несущейся вслед из-за столика ругани, в гуле возбужденно звучащих голосов, Арата Мису волочет Шина за ворот к выходу, втаскивает его по маленькой деревянной лестничке...
Краем глаза видит, как из-за столика, где только что сидел Шингеджи, вслед за ними дергается тяжелая, пошатывающаяся фигура...
Но Арата Мису еще успеет уйти...
Он рывком распахивает входную дверь, выталкивает в нее Шингеджи...
На пороге тот вдруг замирает - и разворачивается...
- Арата-сан... Ты пришел?... - пьяные, подернутые поволокой глаза Шина смотрят на Арату ласково и восторженно. - Ты пришел за мной?...
- Да... - Арата лаконичен. Он внимательно вслушивается в злобный рев за спиной:" Вернись, щенок! Вернись, а то убью!"... - За тобой... Пошли!...
- Арата-сан... - Шингеджи, явно, не хочет никуда идти. Он, пошатываясь, опирается рукой о плечо Араты, застенчиво смотрит тому в глаза, по нежным щекам мальчишки волной проходит румянец. - Арата-сан... А ты не мог бы поцеловать меня?... Пожалуйста... Это для меня... важно...
Арата, чуть обернувшись, видит приближающуюся к лестничке фигуру разъренного мужика... Он что-то держит в руке...
Показалось, или это - нож?...
- Пошли!... - Арата пытается вытолкнуть Шина дальше, на улицу, но тот, вцепившись одной рукой в дверной косяк, второй все еще сжимает плечо своего ненаглядного. - Шингеджи, быстрее!...
- Арата-сан... Поцелуй меня... Пожалуйста... - на глаза Шина набегают слезы, губы вздрагивают. - Ты... сердишься?... Я рассердил тебя?...
Тонкий слух Араты Мису ловит поскрипывание деревянных ступенек под тяжелыми, торопливыми шагами...
- Арата-сан... Ты не хочешь поцеловать меня?... - похоже, еще секунда, и он разревется, как ребенок...
В затылок бьет чужое дыхание с тяжелым оттенком перегара...
Арата Мису не хочет, чтобы глупый, пьяный Шингеджи Канемитцу плакал...
И, если обнять его крепко-крепко, прижать к себе - получится ли хорошо закрыть?...
Потому что уйти они уже не успеют...
- Я ХОЧУ ТЕБЯ ПОЦЕЛОВАТЬ!... - Арата Мису с силой прижимает к себе Шина, по щеке которого уже ползет одинокая слезинка, решительно поднимает тому опущенную голову - и жарко, нежно, последним вздохом приникает к розовым, доверчиво открывающимся навстречу губам...
Шингеджи никогда не будет плакать из-за него, Араты Мису!...
Раз за разом, вспарывая ткань стильного, приталенного пиджака, ему в спину входит остро заточенное лезвие ножа...
Больно...
Только бы этот дурачок ни о чем не догадался...
Он ощущает на губах вкус собственной крови...
Он должен, обязан закрыть Шингеджи!
И целовать его - сколько хватит сил...

- Арата-сан... Арата - сан!... Ты стонал... - чья-то рука бережно, но упорно дергает за плечо...
Стонал?!...
Дьявол! Да он уже захлебывался кровью и умирал, не способный защищаться, потому что его руки как самую главную ценность в жизни стискивали и прижимали к груди пьяного пакостного мальчишку без единой мозговой извилины, отравившего ему жизнь одним своим существованием, глупого и беспомощного, которого надо опекать и оберегать - такого родного и необходимого до зубовного скрежета...
Шингеджи Канемитцу...
Поцеловать которого вдруг оказалось - дороже жизни...
Так он - что? Не умер?!...
И он - где?... В школе?!...
А бар?!... А нож?!...
Глаза Араты судорожно мечутся по скрываемой ночной темнотой обстановке такой знакомой комнаты...
Кровать... Да, это кровать... Его собственный письменный стол... Шкаф... Окно приоткрыто - занавеска чуть раздувается от порывов легкого, теплого ночного ветра... Чуть дальше, в полутьме - еще кровать, пустая... Хаяма сегодня у Сакки... Это он помнит отлично и в любом состоянии - Хаяма у Сакки... И, если будет обход - надо будет прикрывать... Потому что Хаяма - у Сакки...
Поэтому он не один...
- Арата - сан... ты вспотел... - шепот в самое ухо, и легкие ласковые прохладные пальцы чуть касаются виска, собирая крошечные капельки пота, которые он даже не чувствует, потому что сердце все еще лупит где-то в горле на запредельной скорости, а дыхание сорвано...
- Почему... не спишь?... - собственный голос кажется чужим, утробно-хриплым, диким и беспомощным...
Ему и так-то не особенно нравится собственный голос, а уж такой...
- Я спал... Но ты стонал... Я испугался и решил тебя разбудить... - в грудь больно упирается острый подбородок. Кажущиеся вблизи такими огромными и бездонными ласковые глаза - с нависающей на них челкой - встревоженно смотрят на него. - Арата-сан... Тебе снился кошмар?...
- Мне снился ты... - недовольно бурчит Арата, отворачивая лицо, пытаясь незаметно вытереть влажный лоб о подушку и с силой обнимая узкие мальчишеские плечи. - То есть, да, кошмар... И не надо ковырять во мне дыру... - он подцепляет пальцами острый подбородок и слегка отталкивает его, еще не совсем понимая, что делает, что говорит...
- Тебе снился я?... Круто!... А что я делал?!... - ничуть не огорчившийся, что его оттолкнули, словно даже не заметивший этого, явно заинтересованный Шин, тряхнув волосами, снова прижимается к Арате, устроив подбородок у того на плече, одной рукой робко обнимает поперек груди. - А что делал ты, Арата-сан?...
- Ты?... Как всегда, глупости... - Арата прикрывает глаза. Его руки, независимо от его желания, все сильнее прижимают ерзающего от любопытства Шина. - А я...
Рассказать ему, что ли, что он, Арата, как идиот, готов был сдохнуть под ударами ножа, закрывая собой этого дурака - пьяного, такого нежного, так застенчиво лезущего целоваться?...
И это он - холодный, сдержанный, просчитывающий все на пять шагов вперед, высокомерный Арата Мису...
Ну, он старательно пытается быть холодным. И сдержанным... И просчитывать все, что может и будет происходить в его жизни - если только это не касается одного бестолкового мальчишки, принадлежащего Арате душой и телом, со всеми потрохами... Потому что во всем, что касается Шина - Арата, оказывается, от себя-то не знает, чего ждать, что уж говорить о Шингеджи, у которого в отношении обожаемого "Араты-сана" просто срывает все тормоза...
Отвратительная ситуация!...
Так рассказать?... Или - зазнается?...
Постепенно в голове возникают невыносимые, мучительные события прошедшего дня... Свидание с Сагарой... Сорванное свидание... Веранда ресторана... Сакки с компанией... Шингеджи, молча стоящий за плечом Хаямы... Собственная кровь, ударившая в собственную голову от ярости и беспомощности... Удушающая ревность... Бешенство... Собственный демарш на веранде, когда он беззастенчиво бросил за столиком Сагару и утащил оцепеневшего, не сопротивляющегося Шина подальше... От всех подальше... Магазин, где он чуть не пообрывал вешалки ни в чем неповинных тряпок... Примерочная кабинка... Замерший, тающий в его объятиях Шингеджи... Поцелуй... Возвращение в школу... Его собственная постель, в которой они оба, измотанные переживаниями, неожиданно задремали...
Поцелуй...
Но чтобы так накрыло с одного поцелуя?!... До кошмарных видений и холодного пота на висках?!...
Решив, что Шингеджи все же - зазнается, Арата молчит...
Он молчит и думает о том, что консерватизма и суеверий в нем, в Арате Мису, гораздо больше, чем он сам о себе думал. И привитое с детства в семье убеждение, что поцелуй - поцелуй двоих, любящих друг друга людей - есть самое интимное, самое сокровенное, что только может связать человека с другим человеком, повлияло на него намного сильнее, чем он предполагал. И именно поэтому, уже уложив смешного, бестолкового, так отчаянно влюбленного в него Шина в постель, получив в свое полное распоряжение его тело, Арата все еще чувствовал себя свободным и независимым. Независимым от обязательств, независимым от окончательного решения - что Шингеджи, действительно, стал его возлюбленным...
Как, оказывается, старательно можно врать самому себе...
Арата просто пользовался его телом - и ничего в ответ не обещал. Во всяком случае, так он все последнее время уговаривал сам себя - уже понимая, что хитрит, хитрит перед собой, возводит многоэтажные логические конструкции, за которыми пытается спрятать от собственных глаз такую простую, такую четкую мысль - этот перевернувший с ног на голову его жизнь мальчишка, Шингеджи, и стал тем человеком, для которого Арата так долго берег место в своем рассудочном сердце...
"На сегодняшний вечер столик заказан..."
На ближайшую жизнь сердце занято...
И поэтому - поэтому! - он, Арата, так долго не целовал Шина... И запрещал целовать себя.
Потому что постель - это постель, в которой он получал удовольствие, при этом внимательно следя за тем, делая все, чтобы Шингеджи тоже ощущал максимальное удовлетворение, поскольку в этой самой постели ему сильно доставалось. Страсть Араты, как любого, жестко сдерживающего себя по жизни человека, иногда перехлестывала через край... И в постели Арата, даже более, чем о себе, заботился об этом безответственном мальчишке, позволявшем вытворять с собой все, что только приходило в голову Арате Мису...
А вот поцелуй - это уже другое, это единственно возможное в жизни родство душ, это - в случае Араты Мису - окончательно и навсегда...
Навсегда...
Консерватизм... И суеверия...
И только вчера... Вчера днем, в примерочной кабинке магазина, проживая и переживая испытанный чуть раньше просто-таки утробный страх, что у него заберут его Шина - его смешного, бестолкового мальчишку, тело которого он знал, как свое собственное - Арата решился...
Дьявол, он решился!...
И, слушая звучавшие в кабинке беспомощные вздохи, жалобный лепет, а, главное, глядя в эти вдруг заискрившиеся нежностью и восторженным обожанием глаза, в которых он разглядел все, что так панически испугался потерять, Арата Мису поцеловал Шингеджи Канемитцу!...
Первый раз - и навсегда...
Потому что уже был готов к этому "навсегда"...
И настоящей первой близостью с Шином для него, для Араты Мису, стал этот поцелуй...
Он был важнее постели, важнее давно уже ходивших о них по школе Шидо слухов, важнее насмешливо-понимающих взглядов Сакки и сочувственных вздохов Хаямы, важнее гламурных ухаживаний Сагары и собственных комплексов, из-за которых он чуть было не остался один...
Он был, наверное, самым важным из всего, что случилось с ним за всю его, Араты Мису, жизнь...
И - такой кошмар, накрывший этой ночью...
Хорошо, как же хорошо, что он сейчас не один! Что рядом с ним, привычно разметавшись обнаженной морской звездой по кровати, вздыхает, ерзает и ластится к нему тот, ради кого Арата Мису в своем кошмаре, не задумываясь, встал под нож...
Кого он днем поцеловал - поцеловал сам, словно в первый раз узнавая, принимая, заявляя свое право любящего, позволяя узнавать и принимать себя...
Шингеджи Канемитцу...
Что-то теплое и мягкое, чуть касаясь, проходит по расслабленным пальцам его правой руки... Арата сквозь прищуренные ресницы наблюдает, как губы Шина бережно, лаская, прижимаются к его ладони:
- Арата-сан, все хорошо... Не волнуйся... Я - твой...
Арата сам себе не признается, насколько его иногда пугает Шингеджи Канемитцу...
Наивный, смешной, шебутной, беспокойный Шин, способный в ограниченный отрезок времени навалять, наделать и наговорить глупостей больше, чем рота пьяных камикадзе, иногда настолько точен сердцем, что Арата Мису теряется - он не понимает в этот момент, кто из них старше и кто за кого отвечает...
Арата сам себе не признается, что именно Шингеджи стал тем, единственным, кто разделил его страхи и метания, комплексы и суеверия... И именно поэтому никогда не напрашивался на поцелуи - ждал, терпеливо ждал, когда обожаемый Арата-сан поцелует его сам...
И не был уверен, что дождется...
Он ждал терпеливо, долго, сколько мог... Ничего не прося и не требуя...
Потому что думал и чувствовал также, как Арата Мису...
Что постель - это постель... А вот поцелуй...
Поцелуй Арата Мису - это навсегда...
И поэтому именно сегодня, когда они к вечеру уже возвращались в школу, Шингеджи так категорично потребовал ответа на вопрос- может ли он теперь остаться с Арата-саном навсегда?!...
Потому что днем он получил главное - Арата Мису и его душу...
Свой первый, настоящий поцелуй...
Ради которого, оказывается, самому Арате так просто было встать под нож - и пусть это только в кошмаре...
Потому что - и Арата знал это уже наверняка - в жизни он сделал бы то же самое...
- Иди сюда... - Арата чувствует, как его голос хрипнет и садится, в нем появляются будоражащие грудные нотки, действующие на Шингеджи, как доза адреналина. - Повернись ко мне...
- А?... - Шин вскидывает голову, оторвавшись от ладони любимого, растерянно смотрит в черные, чуть прищуренные, завораживающие глаза...
Арата чуть усмехается, у него на губах улыбка - ласковая, тающая, нежная - с которой он всегда смотрит на Шина, когда тот не видит этого. Но сейчас Арата не скрывает своих чувств - ему доставляет огромное наслаждение волна незамутненных ничем переживаний, промелкнувших на лице прижавшегося к нему худенького мальчишки. Арата одной рукой приподнимает за подбородок голову Шина, чуть касается губами его губ, и через секунду другой рукой резко подминает под себя стройное тело с остро торчащими ключицами...
- Ты - мой... - шепчет он, жадно шаря руками по вспыхивающей, загорающейся от его прикосновений прохладной, упругой коже, оставляя на ней синяки, чувствуя, как Шин судорожно подается, изгибается навстречу его рукам...
- Ты - мой... - бормочет он, прикусывая поочередно маленькие, аккуратные соски, оставляя следы губ и зубов на тонкой, обтягивающей выступающие ребра коже, с нарастающим шквальным восторгом вслушиваясь в звучащие музыкой сдавленные стоны и рваное, заходящееся дыхание мальчишки, ощущая встречные, жадные, умоляющие объятия...
- Ты - мой... - рычит он, соскальзывая губами ко впалому животу, к подающимся навстречу его губам бедрам, к упругим, послушным ягодицам, к горячо, жарко пульсирующей, возбужденной плоти, которую ласкает яростно, изматывающе неторопливо, вырывая уже не стоны, а вскрики и хрипы...
Собственное возбуждение застит глаза и пулеметными очередями грохочет в ушах...
А, это всего лишь сердце...
- Ты - мой... - почти стонет он, вздрагивая, прижимаясь плечами к широко разведенным мальчишеским коленям, склоняясь над мечущимся по постели в рвущем тело на части вихре возбуждения Шином - изнемогающим от ожидания, стонущим и задыхающимся, доверчиво раскрывающимся ему навстречу... Арата резко хватает его за плечи - и тянет на себя... Прямо перед его лицом - озаряемое страстью лицо Шина, любящие, ждушие глаза Шина...
Губы Шина...
Он входит, врывается в это родное, обожаемое тело - и одновременно жадно приникает к этим умоляющим, что-то нежно лепечущим губам...
Люблю тебя!...
Он покоряет, берет, заполняет бьющееся под ним нежное тело - и покоряет, заполняет этот нежный, покорный кажому движению его губ рот...
И тело, и душа - вместе!...
Люблю тебя!...
- Арата-сан!... - стоном, всхлипом, криком счастья...
Если это не любовь - Арата Мису ничего не желает знать о любви!...
- Люблю тебя... Арата-сан... - вздрагивающими губами, на ухо, чуть слышно... Так жарко, по-настоящему, что дрожь пробивает до позвоночника...
Знаю...
Арата - задыхающийся, внезапно потерявшися в ночном сумраке - еще плохо слушающимися руками с силой прижимает к себе своего любимого мальчишку - Шингеджи Канемитцу...
Арата Мису не умеет красиво говорить о любви...
О своей любви он не умеет говорить в принципе...
Он просто готов умереть за своего парня - за одну только возможность его поцеловать...
И умер - этой ночью, в своем кошмаре...
Если возникнет необходимость - точно так же он сделает и в жизни...
Потому что для него, для Араты, это - навсегда...
Только вот знать об этом Шингежди абсолютно не нужно - зазнается...
А если этот дурак так и не понял, что сейчас, несколько минут назад, он, Арата Мису, второй раз ответил на его нахальный, возмутительный вопрос...
Первый раз ответил - когда поцеловал в примерочной кабинке магазина, еще до того, как сам вопрос прозвучал...
Второй раз - сейчас...
А возмутителен вопрос тем, что - разве это не очевидно?!... Разве об этом еще надо говорить?!...
Болтун он, Шингеджи Канемитцу... И уверен, что все вокруг тоже болтуны...
Но Арата Мису - не болтун!...
- Спи... Я тебя держу... - на ухо, чуть касясь губами, лаская дыханием, прижимая к себе...
И если этот дурак не понял...
Ха!...
Все он понял!...
Утыкается лицом в грудь, обнимает, прижимается всем телом, еще чуть всхлипывая, задыхаясь от пережитого потрясения...
Чуть касается губами кожи на груди, отчего по телу бегут мурашки и холодок...
Замирает...
Глупый болтун Шингеджи Канемитцу иногда так точен сердцем, что Арате Мису становится страшно...
А еще Арата Мису знает, что кошмаров больше не будет...
Он узнал о себе все, что хотел...
И засыпающий сейчас в его объятиях Шин - тоже узнал о нем все, что хотел...
На ближайшую жизнь сердце Араты Мису занято им, Шингеджи Канемитцу...
Навсегда!