"Я УМРУ ЗА ТЕБЯ"( Crows Zero, Такия Гендзи/Идзаки Сюн, R, мини)

[namora]

Ну вот, в предпраздничный день - маленький миник...))))
Как бы, к наступающему празднику))))
Но подарок будет отдельно!)))
А эти ребята - просто сделали мне последнюю неделю)))) И похоже, прописались тут, в дневе, на законных основаниях...)
Потому что они - прекрасны!!

Название: Я УМРУ ЗА ТЕБЯ
Автор: Namorada
Фэндом: Crows Zero
Пейринг: Такия Гендзи/Идзаки Сюн
Рейтинг: R
Жанр: слэш
Статус: закончен
Размер: мини
Предупреждение: автор бредит романтизмом


И опять Сюн ни слова ему не сказал. Всё как обычно, ничего не меняется...
Опять эта рыжеволосая крашенная тварь взяла на себя труд самому решать, что боссу положено знать, а без чего он, скажем прямо, обсохнет. Чтобы не отвлекать вышестоящее руководство от решения стратегических задач первостепенной важности - как захватить власть в Судзуране. Или - как захватить власть в Судзуране. Или - что-нибудь по поводу захвата власти, скажем, в Судзуране...
По поводу всего остального босс волноваться не должен. И вникать не должен. И знать не должен. Потому что, самое главное для босса - отсыл к параграфу выше - захват полной и абсолютной власти в гребанном Судзуране.
И рыжая сволочь фанатично делает по-своему, ограждая его от многих мелких деталей и штрихов их совместного школьного быта, если с какого-то перепугу вдруг решает, что эти детали и штрихи хоть на несколько минут вынудят шефа перестать думать о главном - о гребаном, блять, Судзуране, о чем же еще?! - и заставят думать исключительно о крашенной твари. А делать этого босс, по железобетонному убеждению самой твари, не должен ни при каких обстоятельствах.
Мнение босса в подобных ситуациях крашеной тварью в расчет не принимается, срать ему на босса, что он и демонстрирует с завидным постоянством.
Ну, и как такого учить?!
Набить морду и, отутюжив обо все бетонные сваи на крыше, ударом ноги скинуть в бассейн, чтобы, наконец, запомнил, кто есть кто - как принято в Судзуране, самой отвязной городской закрытой школе для мальчиков, годами собирающей в своих стенах беспредельное городское хулиганье? Хорошо бы...
Даже настроение улучшилось.
Перед глазами встают контуры школьной балюстрады, соединяющей два крыла учебного здания, по бетонной стене медленно, как маятник старых часов, шуршит, чуть раскачиваясь толстый канат, вокруг, в школьном дворе - пусто и тихо. Так неожиданно тихо и спокойно, что силуэт окровавленного неподвижного, привязанного за ногу человека, висящего под канатом вниз головой, кажется чем-то нереальным и абсолютно неправильным...
Неправильным настолько, что звероподобная, похожая на гориллу, с крестообразным шрамом на левой щеке, безжалостная боевая машина со странно человеческим именем - Макисэ - спотыкается, замирает на месте, поворачивает к нему совершенно растерянное лицо и с каким-то детским изумлением говорит:
"Бля-я-я-я... А это еще что такое?..."
И в тот миг он даже не смог понять, что было страшнее - истерзанное тело, привязанное к канату, залитое кровью лицо, на котором не было живого места, или эта запредельная растерянность в голосе одного из лучших генералов его армии, лидера 11 "Б" класса, Макисэ...
Вот тогда он впервые в жизни узнал, что такое страх.
Челюсть каменеет, скулы заостряются, дыхание становится хриплым и рваным, оно уже похоже на сдерживаемое из последних сил рычание. Сколько времени прошло с того дня? Несколько месяцев? А, смотрите-ка, кроет так, словно это происходит сейчас, у него за спиной... И кровь - капающая на серые бетонные плиты перехода кровь...
Ровно за час до всего этого - до каната, до охреневшего от увиденного Макисэ, до кровавых пятен на плитах - радостный, смеющийся Сюн учил его играть в дартс в маленьком уютном баре рядом со школой. У него дротик никак не хотел лететь ровно, срываясь то в стену, то в ближайшую пивную банку, то в лоб стоявшему справа от него Чуке, заполучившему тогда чуть заметный белесый шрам, и Сюн терпеливо снова и снова выправлял ему ладонь, добиваясь правильного броска, сжимал пальцы, показывая, как именно надо держать этот чертов дротик...
Черт, это было так... здорово, что ли...
А потом, когда все наигрались, набросались, перебинтовали пустую башку неунывающего Чуки, выпили уже всё пиво и, как обычно, собрались потусоваться на крыше школы - Сюн решил, что по дороге на крышу сперва заглянет в душевую, а потом уже догонит ребят. Кажется, ему тогда непонятно с чего было жарко, хотя в баре работал кондиционер...
Жарко ему было, идиоту!
Он ведь и сам подумывал тогда о душевой - потому что жарко, и вообще, душевая тогда лично ему была необходима, как воздух!! - но, когда услышал, что туда собирается Сюн...
В итоге Сюн в одиночестве потащился в душ, он - с Маки, Чукой и ребятами - на крышу, а закончилось все канатом и истерическим желанием прострелить самому себе мозги...
Хотя мозги себе он и так, и так прострелит - потому что эта крашеная тварь опять держит его за мудака и не желает сообщать, как ему совсем недавно нахамил в школьном коридоре очередной больной на голову десятиклассник...
И, если бы не вездесущий Чука, он бы так ничего и не узнал.
Хотя, нахамил... Понятно, откуда ноги растут...
Сюн нравится многим. Очень многим. И малолетка-самоубийца, похоже, тупо обиделся, что место занято, и ловить ему там абсолютно нечего...
Можно даже руки не марать.
Только вот как все же научить эту крашеную рыжую тварь говорить ему правду?...

Часом раньше, в кородоре Судзурана:

- Послушай, Идзаки... Да, ваш Гендзи и правда, завалил Серидзаву... Но... мы совсем не обязаны идти под его знамена...
- Вон как... Тогда не рассчитывай на мою жалость, когда мы встретимся еще раз...
Крашеная сволочь решительно разворачивается и, засунув руки в карманы джинсов, уходит по полутемному школьному коридору.
Нервный десятиклассник дергается следом - не такого ответа он ждал. Он психует, злится, его словно разъедает изнутри скрытая ярость.
На наплевательски уходящую по коридору рыжеволосую скотину? На себя самого?
На кого-то третьего, кого здесь нет, но кто явно присутствует - так явно, словно идет рядом с Идзаки Сюном, уверенно положив руку ему на плечо?
Парень истерит - и промахивается: он позволяет себе слишком много.
Слишком много того, чего нельзя не только говорить вслух.
Думать нельзя!
- Но я же говорил о тебе... Эй! Не уходи!... Стой!...Все говорят, что ты завалил его, по-честному, а потом сам - сам! - пришел к нему и и сдался!... Они говорят, что ты лег под него добровольно! Это - правда?!... Тебе что, нравится плясать под дудку Гендзи?!... А ведь он тебя даже не защитил, когда быки Серидзавы подвесили тебя на канате...
Черные солнцезащитные очки, разметавшиеся пряди крашенных волос, горящие от резко прилившей крови щеки...
Слишком много правды, но - не вся...
Хорошо, что в коридоре темно.
Рыжеволосый парень замирает на месте, потом медленно, как будто нехотя, поворачивает голову, смотрит через плечо назад.
Может, сказать этому щенку ВСЮ правду? Чтобы уже сдох там, где стоит, от изумления и заткнулся, наконец?
Нельзя.
Гендзи... опять будет... переживать.
Опять натянет свою гребаную черную куртку, поднимет воротник, застегнет "молнию" до самого носа, свесит черную челку до подбородка, потащит в бар, играть в дартс, будет косячить, швыряя дротики в стену, в пивные банки и перепуганную официантку, а в черных прищуренных глазах поселится вымораживающее Сюна выражение беспомощной ярости и запредельного злого отчаяния: опять будет вспоминать тот день, мордобой подручных Серидзавы, чуть не отправивших Сюна на тот свет, канат, лужу крови на серых плитах...
Будет жрать себя поедом за то, что его, Такии Гендзи, не оказалось рядом.
И вытащить эту родную до судорог тварь на свидание - чтобы хоть немного привести его в чувство, чтобы хоть челюсть так не бычил - окажется потруднее, чем выстоять в том мочилове, где он оказался один против тридцати...
Потому что Такия Гендзи до сих пор считает себя лично виновным в том, что случилось в тот день.
Впервые за все школьные годы у Идзаки Сюна такой... переживающий, впечатлительный босс.
Босс, которого он - как совершенно правильно сейчас вопит эта мелюзга - выбрал себе сам.
Выбрал потому, что Такия Гендзи - единственный в этом мире человек, которому Сюн готов прикрывать спину, даже ценой собственной жизни. И прикрывать его чертову спину он хочет намного больше, чем самолично бороться за лидерство в Судзуране.
Но щенок не поймет - слишком много еще дури в башке, еще не припёрло. Еще не рубануло пониманием, что всегда - всегда! - найдется тот, один-единственный, кто встанет в одном шаге ровно между тобой и вершиной Судзурана. И видя уже эту вершину, чувствуя ее пьянящий воздух, ее залитое солнцем пространство - ты сделаешь этот шаг...
Не к ней - к нему.
Потому что стоять за этой спиной, обтянутой черной курткой, знать, что эта спина доверяет тебе, зависит от тебя, вдруг окажется в миллион раз важнее, чем в одиночку топтаться на этой самой гребаной вершине...
И он, Идзаки Сюн, сделал свой шаг.
Хотите правду? Вот она - он счастлив.
А теперь его прямой долг - дотолкать до судзурановской вершины Такию Гендзи, который при каждом удобном случае норовит свернуть, и шагнуть навстречу ему - Идзаки Сюну...
Но Такия будет на вершине! Если, конечно, перестанет так часто убиваться, вспоминая этот блядский канат...
И он лично проследит, чтобы за спиной Гендзи не маячило ни одной живой души - кроме него, Идзаки Сюна.
А вот насчет "завалил по-честному"...
Рыжие крашеные пряди спасительно закрывают запылавшие в темноте коридора щеки.
Не было там "по-честному", вот в чем хрень...
И ровно, как Такия регулярно выносит себе мозг по поводу каната, под которым натекла лужа крови, сам Сюн так же регулярно грызет кулак по поводу их самой первой встречи, которая и стала в итоге началом всего...
...Тонкое, выточенное лицо только что переведенного в Судзуран новичка - высокого, худого, даже узкого - одетого во все черное, с черными же горящими глазами и черной, до подбородка челкой, Сюн отметил в первый же день нового учебного года. Новичок был дерганный, психованный, нелюдимый и странно притягательный в своей неадекватности: через несколько дней Сюн поймал себя на мысли, что ему нравится наблюдать исподтишка за Такией Гендзи, внезапно решившим нахрапом подчинить себе весь Судзуран...
Мысль оказалась нервирующей, мешающей нормально руководить собственной немногочисленной, но крепкой армией 11-классников, и Сюн решил одним ходом избавиться сразу от обоих - и от мысли, что нравится наблюдать, и от самого Такии Гендзи...
Тем более, что впереди маячило братание с "быками" главы 11 "Б" Макасэ, прозванного в школе "убойной машиной", а за этим - совместная битва за корону Судзурана с безжалостными выпускниками под руководством Серидзавы Тамао - некоронованного пока лидера школы.
Ударом поддых прилетела вдруг новость, что его потенциальный партнер в школьных боях - Макасэ - вдруг, неясно почему, добровольно перешел на сторону этого самого новичка, Такии.
Новичок - Такия Гендзи - мешал тогда всем, болтался под ногами, дрался, по словам уже пострадавших от него, отлично, и Сюн, убежденный, что на войне нет и не может быть правил, пошел на маленькую "военную хитрость": через пятые руки передал приглашение на встречу, на которой готов был обсудить вопрос о вступлении его личного "клана Идзаки" в новорожденную "армию Гендзи", и - сидел в школьном дворе, на бортике неработающего фонтана, в ожидании толпы сторонников этого придурка...
Ну, вот каким надо было быть идиотом, чтобы заявиться на "переговоры" к Идзаки Сюну - в одиночку?!
Новичок не просто заявился - он пришел быстро, открыто, и даже чуть улыбался краешками губ, глядя на Сюна горящими черными глазами, то и дело, отбрасывая со лба свою невозможно длинную челку...
- Мне передали - ты хотел встретиться... Обсудить условия, чтобы вступить к нам...
- Да, хотел... - Сюн презрительно улыбнулся и прищурился. - Я хотел обсудить то, что последний бой с Серидзавой за лидерство в Судзуране буду вести я, а не ты...
- Что?... - этот дурак так растерялся, так откровенно опешил, что Сюн не выдержал и негромко, мелодично рассмеялся. - Ты же хотел... поговорить...
- Запомни, глупый... - Сюн насмешливо щурился, рассматривая Такию Гендзи, а со всех сторон, беря того в кольцо, молча, угрожающе подходили его подручные. - На войне не бывает правил... Мне очень жаль...
Лицо новичка преобразилось - скулы затвердели, челюсть выдвинулась вперед, черные глаза сверкнули ледяным прищуром. И со словами - "Ах, ты, тварь!" - он молнией бросился на довольно ухмыляющегося Сюна...
Потом Сюн стоял и смотрел, как его бойцы пытались совладать с новичком Такией Гендзи. Это оказалось тяжело - страшно тяжело! Такия бился насмерть, расшвыривая, снося с ног, выбивая зубы, нанося удары - он пер, как бульдозер, туда, где, внимательно наблюдая за ним, стоял Сюн...
Когда он упал первый раз, зарывшись лицом в грязный песок у фонтана - избитый, перепачканный, в разодранном школьном пиджаке, рядом с ним лежало больше десяти бойцов Идзаки Сюна, которые просто не могли пошевелиться...
- Из уважения к Макасэ я готов был дать тебе шанс... - Сюн вдруг понял, что происходящее перестало его радовать. Вдруг. Но надо было держать фасон. - Но Серидзава тебе не по зубам... Ты слишком слаб...
На глазах у всех Такия Гендзи - встал. Шатаясь, то и дело теряя равновесие, но - встал.
- Ну что?... - он с ненавистью смотрел на Сюна и улыбался. - Продолжим?...
И с какой-то первобытной яростью снова бросился туда, где стоял Идзаки, расшвыривая всех, кто пытался ему помешать...
Когда он встал третий раз, собирая себя по кускам, шатаясь, закусив до крови губу, измордованный до такой степени, что все лицо приобрело сине-черный оттенок, за его спиной то тут, то там валялись на песке уже двадцать человек...
- Хватит... - закаменевший Сюн хотел теперь только одного - чтобы все это прекратилось, как можно быстрее. Оказалось, что он почему-то не может видеть избитого до полусмерти Такию Гендзи. - Признай, что ты проиграл...
Разбитые в хлам, перепачканные кровью и грязным, запылившимся серым песком губы - дрогнули. Казалось, Такия улыбается.
- А ведь я еще не закончил... - и этот сумасшедший, чудом сохраняя равновесие, снова бросился на Идзаки...
Хватило нескольких ударов оставшихся малым числом помощников - и Такия Гендзи, почти бездыханнный, но дотянувшийся до Сюна, ухвативший его за ворот школьного пиджака - рухнул к ногам Идзаки...
Что испытал Сюн в ту секунду - он сам был не в состоянии объяснить.
Он смотрел сверху вниз на лежащего у его ног парня, на длинные, вьющиеся черные волосы, на беззащитно открытую тонкую, худую шею - и ему хотелось выть в голос от мерзотности того, на что он пошел, чтобы угомонить Такию Гендзи.
А еще - он представить себе не мог, что ему может вдруг так сильно захотеться до кого-то в этом мире дотронуться...
Просто дотронуться...
Потом он тащил Такию на плече, туда, к Макасэ, к его людям, и уже понимал, что этот бой Такия Гендзи у него - выиграл.
Полумертвый, избитый до предела, потерявший сознание Такия, бессильно висевший на его, Сюна, плече - захватил его всего, с кровью и с потрохами.
Потому что он был... прекрасен...
Своей яростью, своим мужеством, готовностью идти до конца и вставать снова и снова - даже мертвым.
Отдав избитого главаря взбешенному Макасэ и растерянному Чуке, Сюн сообщил им, что готов завтра в баре научить Такию Гендзи играть в дартс...
Что орал сейчас этот щенок? Что он лег под Такию - "добровольно"?...
Если хотите - да...
Гендзи пришел и забрал его себе - своей пролитой кровью и несломленным духом.
Только щенок все равно не поймет...
На следующий день на глазах у двух еще малочисленных армий они прикурили от одной зажигалки, которую держал радостный Макасэ - и пошли играть в дартс...
Оказалось, что с крашеной рыжей тварью классно пить пиво, метать дротики, обсуждать планы покорения Судзурана. Много чего с ним было классно делать, и Гендзи даже не понимал вопроса, когда его спрашивали в лоб - Ты что, решил ему всё простить?...
Наверное, да, решил простить.
Такия Гендзи не мог найти в себе сил даже рассердиться на эту рыжую сволочь - особенно, когда смотрел в печальные, выразительные глаза Сюна.
А потом была попытка подручных Серидзавы укрепить лидерство своего командира.
И был канат...
Такия Гендзи тогда сошел с ума. У всех на глазах и в прямом смысле этого слова.
Когда они сняли подвешенного за ногу, измордованного Сюна с каната, осторожно уложили его на землю, и почерневший лицом Такия рванулся, чтобы пролить реки крови, его за куртку поймала трясущаяся окровавленная рука:
- Гендзи... Не ходи... Нас еще слишком мало...
Мало? Ты переживаешь, что нас мало?!
Как скажешь! Значит, нас будет много...
Собирая людей в свою "армию", слетевший со всех катушек Такия Гендзи чуть не поубивал пол-школы. И остановить его в отсутствие попавшего в больницу Сюна был способен только один человек - не боявшийся в этой жизни ничего, кроме девушек, Макасэ, который, честь ему и хвала, просто оттаскивал обезумевшего от ярости командира от разбегавшихся от него в ужасе старшеклассников Судзурана...
Но даже Макасэ не знал, что каждую ночь его взбесившийся босс, Такия Гендзи, проводит под стенами городской больницы, куда эти твари упаковали Сюна - курит, сидит на газоне, смотрит в звездное небо...
Иногда - плачет.
И - ждет.
Когда Сюна выписали из больницы, он хотел только одного - увидеть своего босса. Увидеть Такию Гендзи и посмотреть ему в глаза - только там он мог найти ответ на вопрос, что его теперь ожидает: простит ли ему Такия такое позорное избиение.
В их любимом баре, у стенки с дартсом, вошедший Гендзи мазнул по нему каким-то стеклянным взглядом, ткнул кулаком в плечо и чуть слышно сказал - С возвращением...
А еще через минуту, когда обрадованный Макасэ отошел к бару за пивом для всех, Такия Гендзи, сверкнув глазами, перегнулся через низкий столик и хрипло выдохнул:
- Адрес!...
- Что?... - перепсиховавший в больничном одиночестве, мысленно уже распрощавшийся с Такией Сюн не понял, что он услышал. - Какой... адрес?...
- Адрес!... - беззвучно рявкнул Гендзи и даже стукнул кулаком по столику. - Ну?!...
У Сюна перехватило горло и похолодели ладони.
Адрес он назвал.
Но даже когда через пару часов на пороге его квартиры возникла высокая, худая, затянутая во все черное фигура босса, нервно кусавшего губы, Сюн еще не мог поверить в происходящее.
Сам он имел уже за плечами определенный постельный опыт, но когда этот черноволосый, черноглазый парень, Такия Гендзи, молча, словно бросаясь в очередную бойню, явно пытаясь не причинить лишней боли, прямо в коридоре сжал его ледяными пальцами за плечи и решительно прильнул губами к его губам, Сюн понял, что до этой ночи о любви он, собственно ничего и не знал...
Про койку - знал, а вот про любовь, оказывается, нет...
Такию била дрожь, когда он, уже добравшись до низкой, широкой постели, медленно снимал с молчавшей рыжеволосой сволочи бесившие его никому не нужные тряпки, под которыми красно-фиолетовыми полосами и рубцами еще цвели на коже следы ударов. Подыхая в душе от ужаса - а чего он молчит?! Ну, чего молчит-то?! Может, он этого не хочет?! Или ему неприятно?! - он целовал исполосованные плечи, шею, ключицы, перебирал крашенные пряди волос, прижимался щекой к такой же пылающей румянцем щеке Сюна.
Рыжая тварь молча смотрела на него своими печальными глазами и лишь касалась пальцами выточенного, худого лица, то и дело отбрасывая в сторону длинную, до подбородка, черную челку...
- Мне уйти?... - Такия Гендзи всегда шел напролом, даже если вообще не понимал, что происходит. Вот, как сейчас. - Тебе лучше... отдохнуть..
- Нет... - рука Сюна жестким захватом сжала предплечье. То, что пальцы рыжей сволочи дрожали, Такия почувствовал сразу же. Его собственные пальцы дрожали так же. - Нет...
- Почему ты тогда пошел... в душевую?... - Черные глаза Гендзи смотрели напряженно, не давая возможности увернуться, смолчать или ляпнуть какую-нибудь херню.
- Сам знаешь...
- Знаю... Я так и подумал...
- Подумал?... А ты... Ты что, тоже?...
- Если тебе интересно, был ли у меня тогда стояк - да, был...
- И... это...
- И это было из-за тебя... Из-за твоего дартса... Доволен?...
- Да... Доволен... - чуть слышный беспомощный выдох.
- Слава богам... - тихо и очень серьезно, даже печально сказал Такия, сверкнув черными глазами. - Я бы сдох от стыда... если бы это было не так...
Чуть дрожащие прохладные ладони крепко обхватили худое лицо со вздрагивающим подбородком:
- Я не дам тебе сдохнуть... - в глазах Сюна Гендзи видел свое собственное отражение. - Никогда. Помни это...Тем более - из-за меня...
- Идзаки... Я просто...
- Знаю... Я сам уже не мог молчать...
- Иди ко мне... Идзаки...
- Гендзи...

Рассказать, что ли, этому щенку, как Такия Гендзи был в ту ночь нежен и осторожен? Как он ласкал своего раненого генерала, как целовал затекшую гематомами кожу, как обнимал его, как ерошил, перебирал рыжие крашеные волосы? Как они любили друг друга, И Сюн, забывший о боли и еще ноющих от резких движений ранах, стонал и рычал в объятиях того, единственного, ради кого он, не задумываясь ни на секунду, отказался от того, что совсем недавно считал главным в своей жизни - от вершины Судзурана...
Потому что главным оказалось совсем другое - рухнувший к его ногам, полумертвый от побоев, потерявший сознание Такия Гендзи...
Его Такия...
Рассказать можно, но щенок - не поймет...
Слишком много еще пафоса и дури в башке...
Лучше пойти поискать босса - сидит, наверное, на крыше, злится, что Сюн опять ему ничего не сказал о стычке с молодняком...
Переживает.
Надо успокоить - и хитро вытащить на свидание.
И это - отличная идея...
Впереди - последняя битва с бойцами Серидзавы. Им всем нужны силы.
И очень хочется успеть еще раз сжать в объятиях эту худую, узкую спину, которую он готов и будет защищать всегда.
Даже ценой собственной жизни.