Вот... Оно свершилось... Сколько ни хватала себя за руки - удержаться не смогла!)))) 


Знатоки и любители MCML!!)) Не ругайтесь и не кидайтесь тапками, пожалуйста!)))) Просто - полет фантазии))))
Огромное спасибо Лэрт Раота за творческую идею и активное "бодание", вынудившее меня взяться за эту тему!!)))

Название: ЛЮБОВНАЯ ДРАМА ТРЕТЬЕГО УРОВНЯ.
Фэндом: MCML
Автор: Namorada
Пейринг: Дэвид Боуи/Рюичи Сакамото
Рейтинг: (под вопросом...
автор думает)))... И сразу зафиксирует, как придумает... Но, боюсь - высокий)))) )
Дисклеймер: герои принадлежат сами себе, и вообще, живут в другой вселенной и занимаются совершенно другими вещами)))...
Жанр: романс, флафф
.
Предупреждение: Разгул больной фантазии автора, не имеющий ничего общего ни с реальностью, ни с упоминаемыми персонажами!!!
Просто фантазируем о съемках MCML!!! Что и как там НЕ могло быть!!!)))
Размер: ...???
Статус: в процессе.
(Ниже - много фоток!))))
Действующие лица и исполнители фика:Дэвид БоуиДэвид Боуи в фильме "The Hunger"
Дэвид Боуи И Катрин Денёв. Пауза на съемках.
Дэвид Боуи
Майор Джек Селльерс
Рюичи СакамотоРюичи Сакамото
Рюичи Сакамото
Рюичи Сакамото
Рюичи Сакамото
Капитан Йонои
Том КонтиТом Конти
Том Конти
Полковник Лоуренс
Такеши КитаноТакеши Китано
Сержант Хара
Алистар БраунингАлистар Браунинг
Карл Де Йонг
Джонни ОкураДжонни Окура
Корейский охранник Канэмото
Джек ТомпсонДжек Томпсон
Полковник Хиксли
Продюсер Джереми Томас
Режиссер Нагиса Осима
Любовная драма первого уровня

1982 год... Остров Раротонга, Тихий океан...
Стоят, разделившись на две шеренги, замершие люди - японцы и европейцы... Солдат, согласно приказу, заламывет за спину руки молодому корейскому парню...
Он виноват - страшно виноват!...
И сейчас ему отрубят голову...
Несколько секунд тишины...
- Камера!... Мотор!... Начали!...
читать дальшеЧеловек судорожно сжимает в ладони рукоять меча, повлажневшие от волнения пальцы елозят по ней туда-сюда...По судорожному, частому дыханию можно понять, как человек взволнован, как беспокоит его то, что он сейчас собирается сделать... Это ведь третий дубль. Третий! Это - недопустимо! В их режиме съемки - это просто недопустимо!
Режиссер уже показал, насколько он недоволен - чуть сведенные брови над квадратной оправой очков не сулят бездарному исполнителю ничего хорошего. И это - слава богам! - он еще не кричит!...
Третьего срыва он не простит...
Группа английских и автралийских актеров замерла в нескольких шагах. На лицах у них застыло неверие в происходящее, ужас и отвращение... Затаил дыхание, замер Том Конти, потяжелел лицом, чуть прищурился в напряжении Джек Томпсон...
Вот кем режиссер доволен! Хорошо работают парни, хоть и европейцы... И никого не интересует, что, скорее всего, они даже не работают - им, действительно, дико и страшно смотреть на то, что разворачивается сейчас перед ними, они не могут скрыть, как их коробит от этого зрелища...
А это именно то, что и нужно режиссеру...
Если он сейчас запорет третий дубль!...
На шею давит воротник военной формы, по спине, под солдатской рубашкой сбегают стрйки пота...
Медленно, словно сомневаясь, как во сне человек обеими руками сжимает рукоять меча влажными пальцами, нерешительно взмахивает им над головой... Он уже понимает, что - не то! Не так! Плохо! - опять не удастся, не получится...
Третий сорванный дубль ему не простят!...
Манекен... Манекен... Перед ним просто манекен!...
- Что ты делаешь, идиот?!... - неожиданный крик взрывает тишину на съемочной площадке. Присутствующие вздрагивают, кто-то непроизвольно охает. - Кто так рубит голову?!...
Из-за камеры к незадачливому исполнителю, вот уже четверть часа на глазах у всех безрезультатно сражающемуся с манекеном, бросается невысокий, сухощавый, пожилой человек - помощник оператора Тоитиро Нарушимы...Ему уже за семьдесят, а Тоитиро-сан категорически отказывается менять помощника... Осима-сан категорически настаивал, чтобы его фильм снимал только Тоитиро, а тот притащил с собой этого старика...
Худые старческие руки с неожиданной силой вырывают у молодого актера меч...
- Смотри, как это делают, идиот!... - яростный взмах, еле слышный присвист рассекающей воздух стали, солнечные лучи бьют в узкое лезвие, отбрасывая "зайчиков"...
На резком выдохе меч молнией летит вниз - и отрубленная голова манекена катится по траве...
- Ахаааа... - единый выдох отшатнувшихся членов съемочной группы...
- Да!... Так!... - режиссер, Осима-сан, доволен, улыбается. Он увидел именно то, что и хотел увидеть...
Помощник оператора пристально, не мигая, прищурившись, смотрит на группу напрягшихся европейцев, стоявшую в нескольких шагах от него...Он словно хочет им что-то сказать... Или сделать... Он смотрит на них как голодная лиса на глупых, беззаботных кур, нахально разгуливающих у неё под носом...
Потом нехотя возвращает актеру меч, резко разворачивается - и уходит на свое рабочее место, за камеру. Уходит молча, не оборачиваясь...
Затаивший дыхание Конти с шумом выдыхает воздух через нос...Стиснутые губы просто не разжимаются...
Всё ещё напряженный Томпсон, непроизвольно, сам не осознавая, что делает, потирает шею - по сценарию именно его герою в финале фильма попытаются отрубить голову...
Хорошо, что по сценарию, и хорошо, что герою, очень хорошо...
На песке, откатившись на пару шагов от тела, валяется отрубленная голова манекена...
Джереми Томас, продюсер с английской стороны, присутствующий на съемках всех сцен, в которых заняты английские и австралийские актеры, смотрит вслед худощавому японскому старику...
Ему чуть за семьдесят... А события фильма происходили ровно сорок лет назад...И было ему тогда... Да, чуть за тридцать...Столько же, сколько сейчас исполнителям главных ролей - и Сакамото, и Китано...И - Дэвиду...
Да, Дэвиду - тоже... Ему, как и Китано - тридцать пять...
Сакамото - тридцать...
Томас всегда любил цифры...
А у старика рука и в семьдесят - как у молодого... Как взмахнул, как ударил!...И, похоже, очень хорошо знает, что делает...
Интересно, а тогда, сорок лет назад - сколько европейских - английских, голландских - голов посносила эта сухощавая рука?... Спросить, что ли?...
Томас понимает, что он не хочет знать ответ на этот вопрос...
Хватит того, что ему уже приходилось ругаться с этим стариком из-за пленки, из-за его капризов по установке камеры...
Но тогда он еще не знал, как помощник оператора умеет обращаться с мечом... Он просто не думал об этом...
И абсолютно не хочет думать об этом сейчас...
Лучше он будет думать, что ему делать с фантастическими запасами пленки, которые Томас закупил на стандартный, полнометражный фильм, но которые, судя по всему, останутся невостребованными... Осима - маг и чародей - снимает все сцены с одного дубля! С одного, вы только вдумайтесь!... И, при этом, даже не отсматривает отснятый материал, потому что - негде... Остров...Условия, можно сказать, приближенные к боевым... А Осима потирает переносицу, говорит - Хорошо! - и, без пауз, переходит к съемке следующей сцены...
И только одному богу известно, что он там наснимал!...
Ну, похоже, все успокоились... Манекен заменили...На площадке объявлена готовность...
Съемка продолжается...
Томас думает о том, что языковой "барьер", строго поделивший членов съемочной группы на два лагеря - вещь, в принципе хорошая...
Японцы почти в полном составе - за исключением Осимы, Сакамото и еще нескольких человек - не говорят по-английски, а из англичан по-японски разговаривает только Том, да и то, строго в пределах текста роли Лоуренса... Которую учит наизусть, на слух, с помощью специально приглашенного для него из Вашингтона преподавателя японского языка...
Да, хорошо, что они не могут плотно общаться - а то бы наспрашивали друг друга!... О чем не надо...
Сорок лет прошло...
Всего сорок лет...
А съемки фильма о событиях на острове Ява в тысяча девятьсот сорок втором году - совместного производства Япония - Англия - уже в разгаре...
И это Осима еще пять лет ждал!... Пока собирал команду, искал финансирование...
Подбирал исполнителей...
А хорошая пара получилась - Дэвид Боуи и этот японский парень, молодая "звезда", Рюичи Сакамото, певец, композитор...
А вот теперь и актер...
Красивый парень...
Ну, в точности всё, как у Дэвида...
Только отношения у них какие-то странные...
То шарахаются друг от друга, как прокаженные, то бродят друг за другом, таясь каждый от другого за пологами лагерных палаток - и думают, что этого никто не видит...
Дэвид стал какой-то напряженный...
Ладно, это потом...
Главное - съемочный процесс... А что у нас там?...
Браво!...
Наконец-то, сняли эту отрубленную голову! И парень справился - ну, после того, как у него перед глазами был такой образец - попробовал бы он не справиться...
Варварская, конечно, сцена, да просто дикая!... Для европейца - дикая... Но Осима категоричен - она ему необходима!...
Развязка любовной драмы первого уровня...
Вся надежда на Осиму - на его гениальное режиссерское чутьё...А то они тут наснимают - с первого дубля...
На съемочной площадке на двух языках объявляют часовой перерыв...
Продюсер Джереми Томас торопится к режиссеру - обсудить детали съемки следующей сцены...
Актеры разбредаются, кто куда - возможность отдохнуть при темпах Осимы-сана выпадает редко...
На значительном расстоянии от съемочной площадки, опираясь спиной на ствол массивного дерева, засунув одну руку в карман зеленых военных брюк, стоит и прикусывает белыми, чуть неровными зубами край травинки худощавый человек с узким, вытянутым лицом и соломенно-желтыми волосами...
Стоит Дэвид Боуи...
Зеленая рубашка свободно облегает крепкий, жилистый торс...
Убедившись, что съемка закончена, он разворачивается и медленно идет по лагерю, жуя травинку...
Алистар Браунинг, похоже, закончил съемку...Повезло человеку!... Его герой - несчастный заключенный японского концлагеря, голландец Де Йонг, благополучно подавился собственным языком и испустил дух, будучи не в силах наблюдать, как тесно сблизившемуся с ним вопреки всем лагерным запретам корейскому охраннику Канэмото в наказание отрубили голову...
За него, за Де Йонга, и отрубили...
А, значит, этот парень, как его - Джонни Окура, кажется - тоже освободился...
Вообще, этот Алистар - интересный человек... Языка не знает, не понимает вообще ничего, из того, что говорят вокруг и японцы, и корейцы, а веселый и, похоже, всем довольный...Такое чувство, что его абсолютно не напрягает чужая, лающая речь, с утра до ночи бьющая по ушам... Может быть, потому что австралиец?... Достаточно посмотреть, как они с Джонни радостно хохочут в две глотки, жестикулируют и, что самое странное, кажется друг друга понимают... А еще - угощают друг друга бананами...
И завтра разъедутся по домам - страшно довольные собой, друг другом и тем, что сыграли в фильме самого Нагисы Осимы...
Так и не сказав друг другу ни одного внятного слова...
Дэвид на днях разговаривал с Томом - когда от того на какое-то время, слава богу, отстал его полиглот-учитель. И разговаривали они именно о них - не об Алистаре и Джонни, разумеется, а об их героях... Что сама ситуация бредовая, и какого черта всё это было нужно?...Ну, если уж завалился в кровать с врагом - ну так хоть не попадайся! А то вообще - глупость какая-то...Мало того, что удовольствие обломали, так еще и грохнули обоих... Хотя грохнули, конечно, одного, корейского охранника, что сейчас благополучно и доснимали, а вот бестолковый голландец зачем-то добровольно решил последовать за своим корейским случайным партнером...
И подавился со смертельным исходом!...
Хэппи-энд по-японски!...
И что самое поразительное, и это Дэвид категорически отказывался понимать, несчастного корейца казнили именно за то, что он на несчастного голландца и полез! И голландец в глазах японцев выглядел презираемой, смешной - но жертвой насилия! И именно за него кореец и получил по заслугам, точнее - лишился головы... Только жертва таковой себя считать не желала, а почему-то, сочтя себя жертвой совершенно другого произвола, добровольно покинула этот бренный мир. Удивив японские оккупационные власти до скрежета зубовного...
А покинула она этот мир, потому что чувства, воспламененные в голландском сердце корейской страстью, нашли самый горячий отклик!...
Потому что это - любовь!...
Всё это ему объяснял Том - про любовь - который, по мнению Дэвида, уже плохо различал, где он сам - Том Конти - а где его герой, пленный полковник Лоуренс...Дэвид был уверен, что так странно на Тома действуют бесконечные занятия языком... Для Осимы принципиально, чтобы японская речь полковника Лоуренса звучала абсолютно естественно, как речь человека, прекрасно знающего язык, и Том, со сценарием в руках, ежедневно, часами, разгуливал со своим учителем по берегу океана, зубря фразы, слова, интонации и звуки...Этого ему казалось мало и, измотав учителя, он энергично шел общаться с "местным населением". Конти просто подходил к любому японцу - члену съемочной группы - и начинал с выражением рассказывать ему свои реплики. Японцы реагировали на странные тексты Конти с пониманием, с готовностью подсказывали ему правильные интонации, поправляли ошибки, и вообще - демонстрировали всяческое уважение человеку, таким нахрапом врывающемуся в дебри их языка... На одном человеке Том, как правило, не успокаивался, обходил, минимум, пятерых, а потом вдумчиво выбирал наиболее удобные для себя варианты произношения...
Он называл это - "работа над ролью"...
Эта работа в итоге приведет к тому, что после премьеры фильма вся Япония категорически откажется верить в то, что англичанин Том Конти не говорит по-японски...
На пресс-конферернциях и встречах со зрителями, сопровождающих премьеру, с ним будут пытаться разговаривать, задавать ему вопросы, что-то горячо объяснять...
Единожды решив, что полковник Лоуренс - прекрасный знаток Японии и языка - страна не пожелает разочаровываться в своем восхищении...
Но здесь, на съемках, Дэвид абсолютно уверен, что это "языковое ныряние" сыграло с головой Тома злую шутку...Какая еще любовь, при чем тут любовь?!...Глупость это - не больше и не меньше...
Том просто утоп в своем Лоуренсе и, похоже, готов понять и принять всё, что попадается ему на глаза...
Собственно, он ничего не имеет против отношений с парнями, было бы странно отнекиваться... Он даже не считал нужным оправдываться, когда его самого то и дело заставали в двусмысленных ситуациях с самыми именитыми музыкантами Европы... Такой опыт тоже необходим мировой "звезде"... Да и партнеры попадались достойные... Главное - не застрять в этом, не зависнуть...
Секс - это секс...
Не больше...
Удововльствие и, где-то, эпатаж...
А когда уже до откусанных языков и отрубленных голов - то это уже не секс, а, простите, идиотизм!...
А Том - всё про любовь...
И какого черта им всем тут так хорошо, и все понятно, а его выворачивает, трясет и до злобы хочется на ком-нибудь сорваться?!...
Эта черноглазая зараза опять таращилась на него - думала, что он не видит...
Ты на площадке, камера работает, режиссер в двух шагах, ты же главный герой - играй!... Мы все, между прочим, для этого сюда, на этот чертов остров,
приехали!...
Так нет!...И там, перед камерой, умудрялся извернутся - и нашел же, где искать, у дерева разглядел! - и косился...
Рассматривал...
Зараза!...
А так всё хорошо начиналось!...
Он совсем недавно закончил сниматься в главной роли у своего соотечественника Тони Скотта. В фильме "Голод" его партнершами были Катрин Денев и Сьюзен Сарандон, обе - безумно красивые, абсолютно разные по характеру, но единые своим творческим взрывным началом...Высокомерно-завораживающая француженка Катрин и рыжая американская чертовка Сьюзен... Вполне достойный "звездный треугольник", в такой компании не стыдно появиться на экране... Сценарий, написанный по новелле американского писателя Стибера Уитли предполагал качественный фильм ужасов, а еще Тони сказал, что, похоже, Дэвид вампир не только по роли, но и по сути - слишком уж хорош он был в образе смертельно-ледяного красавца Джона... Правда, красавцем ему удалось побыть недолго - согласно сюжету, пошел усложняться грим, косметика в диких количествах, увеличивающаяся от сцены к сцене...Подготовка к каждому снимаемому эпизоду занимала несколько часов...Это очень утомляло, и он был безумно рад, когда всё закончилось... И только-только продохнул, собираясь оглядеться и понять, что будет делать дальше, как вдруг, из ничего, как демон, возник Осима и сказал:
- Дэвид, мы начинаем через три недели... Ты по-прежнему согласен со мной работать?...
Конечно! О чем речь?!...
Он согласился работать с Нагисой Осимой сразу же, два года назад, когда японский режиссер, увидев его "Человека-слона", предложил Дэвиду сняться в главной роли в его запланированном на перспективу фильме. Ходили какие-то мутные слухи, что сперва Осима собирался пригласить на эту роль Роберта Редфорда - слащавого блондина с выразительным лицом, но потом увидел его, Дэвида - и передумал... Передумал мгновенно, видимо, чего-то ему в Редфорде, все же, не хватало... А уж теперь Дэвид никому не отдаст эту роль - и нахальному американцу тем более!... К тому времени он уже видел "Империю чувств" и был уверен, что Осима - профессионал мирового уровня. Дэвиду импонировала готовность Осимы рисковать на экране, его стремление встряхнуть публику, эпатировать ее, показать ей саму себя - без приукрашиваний и ханжеских умалчиваний. Он и сам любил это делать на сцене, а потому с готовностью согласился на главную роль - не имея ни малейшего понятия, о чем именно, о каком материале пойдет речь...
Осима спросил, готов ли Дэвид ждать - потому что еще не все организационные вопросы были решены, Осима еще искал деньги на фильм - и Дэвид с готовностью согласился!
Такого режиссера, как Осима, он будет ждать и год, и два, и пять...
И за эту работу ему уж точно не будет стыдно!...
А еще ему обещали, что грима - не будет...
Ждать пришлось два года...
Получив подтверждение, что съемки начинаются через три недели, он решил совместить приятное с полезным. Ощутимо устав на "Голоде", он, получив полное одобрение режиссера, на оставшиеся до начала работы три недели рванул в "отпуск" - и не куда-нибудь, а в южную часть Тихого океана, на остров Раротонга, один из самых крупных островов Кука, где и были запланированы съемки...
Ну, "насчет самого крупного острова" - это, конечно, слишком пафосно сказано... Остров как остров, одиннадцать километров в длину, восемь - в ширину... Всего счастья - шестьдесят семь квадратных километров...
И уже через две недели понял, что погорячился...
С его-то неуемным, непредсказуемым характором...
К приезду Нагисы Осимы со съемочной группой он не только изучил Раротонгу и ближайшие острова - к тому времени он уже... как бы помягче выразиться... дошел до точки!...
За две недели!...
Сперва все было отлично... Дикая, буйная красота природы радовала глаз, шум океана, как ни странно, вызывал в душе умиротворение... Ему казалось ,что он, наконец-то, вернулся домой...
Странное чувство...Приятное...
Всё время казалось, что вот-вот произойдет что-то удивительное... Необычное... Неожиданное...
Через две недели красота окружающих мест стала привычной, приелась... Он затосковал, чувствовал себя запертым на этом острове, он чувствовал себя пленником острова...
Да он просто чувствовал себя пленником!...
Под утро находило желание послать все к чертововй матери и рвануть туда, где жизнь, где что-то происходит...
Где есть люди, наконец!...
Это невыносимо - чувствовать себя пленником...
Но он - сдержался...
Мысль о том, что Осима очень хорошо знал, что делал, когда горячо поддержал его идею приехать на Раротонгу на три недели раньше - пришла уже много позже...
Потому что к моменту приезда съемочной группы он прекрасно ощущал, что значит - чувствовать себя пленником...
Пленником острова, ошеломляющей, завораживающей красоты вокруг...
Он понял, каково это, когда красота - не радует...
И прекрасно понимал своего героя - майора армии Его величества Джека Селльерса... Плен - это погано!...
Даже - красивый плен...
Но приехал Осима с командой...
Специально для этих съемок он выучил английский язык - чтобы объясняться с британскими артистами...
Прилетел из Лондона великолепный театральный актер Том Конти, не часто имевший дело с кино, но при этом - исполнитель одной из главных ролей... Слегка растерянный, озадаченный... Только в самолете, несущем его на другой конец Земли, ему пришло в голову, что он абсолютно не представляет, а с кем, собственно, он собирается работать...
Он знал только одно - что там будет Дэвид... Дэвид Боуи...
Абсолютно не зная Нагису Осиму как человека, Том, которому совсем скоро исполнялось сорок два года, прочитав сценарий - действительно, заполненный жесточайшими сценами - искренне переживал, что тот может оказаться фашистом по взглядам, или садистом по привычкам, и фильм о японском концлагере для британских военнопленных может стать настоящим издевательством над человеческим достоинством европейских актеров...
В угоду безжалостной самурайской ментальности...
Успокоился он буквально в тот же день... Ему достаточно было коротко переговорить с режиссером, чтобы его сомнения отпали...
Осима объяснил ему, что снимать он будет другое...
И - о другом...
А сценарий - это так, для порядка...
Приехала команда австралийских актеров во главе с балагуром Джеком Томпсоном... Веселые энергичные ребята, казалось не испытывавшие никаких проблем ни с островом, ни с климатом, ни с достаточно напряженной и первое время державшейся достаточно закрыто японской частью съемочной группы... Австралийцы просто не понимали этой закрытости, они ее не видели... Не зря говорят - дайте автралийцу бумеранг и флягу с водой, и он везде будет чувствовать себя, как дома...
Нация пиратов и каторжников, людей открытых и неунывающих...
Они не считали себя лучше других, но и не хуже - и улыбались от души...
До чего же странные люди!...
Дэвиду они казались более чем странными...
Он слышал в Европе шутки, что большинство австралийцев даже не знают, как называется их государственный гимн... А слов до конца не знает вообще никто...
Когда в 1984 году, по предложению федерального правительства, государственным гимном станет песня «Вперед, прекрасная Австралия!», большинство австралийцев сочтут, что их просто предали: в школе они столько лет усердно зазубривали «Боже, храни королеву!», - и вот на тебе! Все усилия - коту под хвост!...
Худые, можно сказать, худосочные (исключение составлял Томпсон, но Осиме нужен был именно он) - потому что Осима искал на роли военнопленных самых тощих актеров - юркие, громогласные, они держались вместе, искренне улыбались японцам, а Браунинг, первым делом, методом тыка обнаруживший своего напарника по съемкам - Джонни Окуру - умудрился тут же, на пальцах, рассказать ему какой-то пикатный анекдот, над которым они оба покатывались у всех на глазах...
Видимо, анекдот относился к их "любовной драме первого уровня", с которой должен начаться фильм...
Заранее приступили к строительству съемочного лагеря, в котором жила группа, и шла работа...
И почти сразу же - к съемкам...
Работа началась...
Но еще до этого произошло одно рядовое событие... Проскочившее незаметно, никому не бросившееся в глаза...
Его познакомили с исполнителем еще одной главной роли, вместе с которым ему предстояло сыграть разворачивающуюся на этом острове "любовную драму второго уровня"...Основную завязку сюжета...
Он знал, что это будет, разумеется, японец... Знал, что это - Рюичи Сакамото, молодая японская рок-"звезда", музыкант, композитор, участник достаточно известной японской группы "YMO", более чем успешно развлекавшейся электронной музыкой...
Разумеется, рядом с его популярностью об этом смешно говорить, но всё же...
Он даже не поленился фотографии поискать - ну, чтоб знать, кто окажется рядом с ним в кадре...
Ну, хотелось бы, чтоб не урод все же... А то японцы - они такие... специфические на вид...
Фотографии его устроили...
А тут режиссер буквально за руку подвел к нему невысокого, стройного черноволосого парня...Тот стоял за плечом Осимы, чуть склонив голову, и слушал, как Осима-сан представляет его мировой поп-"звезде" - Дэвиду Боуи...
А потом поднял голову...
Дьявольщина!...
В этот момент он думал, что желание быстро свалить отсюда, с острова, обратно в Европу, домой, и заняться там чем-нибудь полезным и приятным, было, наверное, самым правильным! И как жаль, что он ему не последовал!... А теперь уже не получится - съемки начинаются...
На него смотрели бархатно-черные, потрясающе красивые глаза - смущенные, потерянные... Еще бы, такой знаменитый человек их разглядывает!...
Он еще не видел у мужчин настолько красивых глаз!...
А еще никто до сих пор не разглядывал его с таким затаенным благоговением и восторгом! Даже женщины...
Да чтоб ты пропал!...
Он судорожно сглотнул - и сразу же и принципиально не полюбил своего партнера по фильму, который, к тому же еще и композитор этого самого фильма! Не полюбил до такой степени, что сухо поздоровавшись и чуть пожав руку, которую японец почему-то выдернул из его ладони - чуть ли не с испугом - под каким-то предлогом быстро ушел...
Пошел искать Тома - уже разгуливавшего по берегу со своим учителем... Они готовили японский текст для первой сцены...
Он уходил - и не видел, как, с каким напряженным выражением, его провожают бархатно-черные глаза, словно украденные владельцем со средневековой гравюры...
А еще он не видел с каким выражением скрытого довольства, спрятанного в хитром прищуре за очками, наблюдает то за его уходом, то за стоящим рядом, замершим парнем режиссер фильма Осима-сан...
И вот теперь, будь оно все проклято, он притащился на площадку, хотя в дневной съемке не занят... Притащился, хотя мог бы отдыхать...
И какого черта, спрашивается?!...
А ведь только для того, чтобы посмотреть, будет ли выглядывать, будет ли искать его этот... этот...
Эта черноглазая сволочь...
От одной мысли о которой охватывает бешенство и страшно хочется на ком-нибудь сорваться...
Потому что - выглядывал... Углядел, так еще и косился...
Зараза!...
Он идет по палаточному лагерю, не спеша, вальяжно, чтоб все видели - идет мировая "звезда"... Грызет стебель травинки, поскрипывая зубами от бешенства...
Эти чертовы японские ассистенты везде бегают с фотоаппаратом - и только и норовят застать его в самых неожиданных местах...
Когда он задумался, расслабился, погрузился в себя...
С "неправильным" выражением лица, короче говоря...
Это у них называется - "фиксировать ход съемочного процесса"...
Он уже говорил с Осимой, и режиссер обещал, что ни одна "неправильная" фотография не покинет пределов этого острова...
Даже странно...
Никогда он никого не боялся, любит здоровый скандал, маленькая доза "желтухи" - всегда на пользу, публика от этого просто заходится...
Популярность растет...
А здесь, только от мысли, что хоть кто-то увидит, как его корежит - сразу хочется разбить о ближайший камень все фотоаппараты в группе, а потом, для надежности, зубами пережевать всю засвеченную пленку...
Зараза!... Сволочь!... Все из-за тебя!...
Еще косится!...
Да-а-а-а... Снялся в кино, вашу мать!...
Ему вслед, стараясь остаться незамеченным, смотрит почти скрытый мощными стволами деревьев стройный невысокий черноволосый парень...
Несколько минут назад он вышел из кадра, он устал, ему тяжело и неспокойно... Для него всё это впервые... Все ли он сделал так как надо, всем ли доволен Осима-сан...
Но сейчас важнее другое...
Уходит!... Этот невозможный человек с разноцветными глазами и соломенными волосами - опять уходит!...
Уходит злой, раздраженный - вон, как пинает по дороге попадающиеся под ногу небольшие камни...
Уходит...
Сдавленный вздох отчаяния слышат только стволы деревьев...
Отгороженный буйной зеленой листвой на него внимательно смотрит третий - с умным, проницательным прищуром за квадратной оправой очков...
Он доволен увиденным...
Задуманная им в ходе работы над сценарием, в ходе выбора актеров любовная драма третьего уровня - набирает обороты...
Они проживут жизни своих героев... Они через себя пропустят всю их боль, страх и отчаяние...
И - любовь...
А это значит, что фильм - получится!...
Не зря же он выбирал их так долго, ища тех двоих, кому по силам пережить то, что случилось на острове Ява сорок лет назад, тех, кто справится с этой тяжестью и не сломается под прессом отчаяния...
Тех, кто сможет показать всем остальным - всему миру! - что же это такое...
Любовная драма третьего уровня...
И, похоже, он их - нашел...
Продолжение от 09.07.2015.2.
Мысль - что его выбор мог оказаться ошибочным - окончательно сформулируется в слова где-то к середине съемок.
Но уже до нее, до момента, когда он поймет, что допустил серьезную оплошность, где-то в районе лба, между бровями, за классической квадратной оправой так хорошо знакомых всей Японии очков, поселится странное, томящее беспокойство с невыносимым привкусом собственной беспомощности.
Он ненавидел это чувство - чувство собственной беспомощности, с самого детства, со средней школы, с того самого времени, когда уже носил очки, не блистал в спортивных соревнованиях и показывал средние результаты в рамках военной подготовки. Да, он был прекрасен в гуманитарных предметах, в истории и литературе не знал себе равных, но за окнами школы шла война, и его смешные, детские очки, его слабые физические показатели категорически не позволяли ему вписаться в рамки столь популярного на тот момент образа достойного молодого воина.
Воин из него был никакой.
Сейчас, когда с момента окончания войны прошло уже сорок лет, когда необратимо изменилась страна, мир, да и он сам, молодые начинающие режиссеры потихоньку начинают протаскивать в кинематограф образ душевно ранимого, неприлично сентиментального героя-школьника, который не в силах противостоять давящему, жестокому школьному окружению. И заканчивается это все, как правило, трагично и печально, с чем он, как зритель, абсолютно согласен: если уже ты слабак и тряпка - получи, пожалуйста по заслугам. И не беспокой зрителя своей неприличной, демагогической сентиментальностью.
Если бы тогда, сорок лет назад, в средней школе, он хоть на мгновение допустил бы мысль, что не может с чем-то справиться, чему-то противостоять - вряд ли его жизнь сложилась бы так, как сложилась, и сейчас в Японии было бы на одного культового режиссера меньше.
Даже при том, что он не мог показывать нужные результаты в столь популярных в то время спортивных соревнованиях и курсах молодого бойца, ему ни разу не пришло в голову, что это каким-то образом лишает его возможности исповедовать дух настоящего самурая. Для этого он слишком часто слышал дома рассказы о своем именитом прадеде, сыгравшем значительную роль в эпоху Реставрации Мейдзи, и абсолютно не мыслил себя не-самураем, уже тогда осознав, что формы проявления самурайского духа могут быть достаточно разными.
Просто когда закончилась война и Япония капитулировала, признав поражение, он, не сообщая об этом никому, почувствовал колоссальное освобождение от необходимости стараться стать не тем, кем он является по сути.
И, одновременно с этим, неожиданно для окружающих, но вполне логично для самого себя, он решил, что потерпевшая позорное военное поражение страна сейчас, как никогда ранее, нуждается именно в его поддержке, и его прямой долг - поддержать и укрепить тот самый самурайский дух родины, вычтя из него все наносное и поверхностное, что и привело Японию к такому недопустимому позору капитуляции.
В первую очередь - фашизм и милитаризм.
К этим понятиям у него были свои счеты, сдобренные горечью средней школы в Киото, где он жил и учился в сороковых годах.
Он лучше чем кто-либо знал, до какой степени является неправильным самураем.
Но, опять же, лучше, чем кто-либо знал, до какой степени - настоящим...
За этим "настоящим" стояла страна, стояла семья, именитый прадед, Реставрация Мейдзи, реликвии и документы, бережно хранимые в доме не один десяток лет, а, главное - собственная абсолютная уверенность, что без его горячего и самого активного участия родина не справится, что без него, без Осимы Нагисы, у нее не хватит сил преодолеть рвущие ее на части заблуждения и противоречия.
Настоящий самурай обязан служить отечеству. Даже если он и "неправильный". Даже если его оружие - не катана, а беспристрастный "глазок" камеры, свет и звук.
Со временем он пришел к пониманию, то если бы природа одарила его выдающимися физическими возможностями - он никогда не стал бы тем, кем является на сегодняшний момент: национальным героем, известным режиссером с мировым именем. В этом случае ему не было бы никакой необходимости изо дня в день, сутками, месяцами, годами доказывать окружающим и самому себе, что, даже если самурай "неправильный" - он может быть настоящим.
Как хорошо, что природа поскупилась с физическими данными!
И, ограничив его в силе, она с лихвой компенсировала это обаянием, чистой, природной злостью, агрессией, неиссякаемой энергией, которыми он буквально подавлял окружающих, заражая их своими новыми творческими планами, идеями, фантазиями и провокационными сюжетами.
Еще через несколько лет, в Берлине, в интервью немецкому журналисту по поводу фильма "Счастливого Рождества, мистер Лоуренс!", он скажет фразу, от которой в последствии отречется, вернее - сделает вид, что не помнит ее, что, может быть, он такого никогда и не говорил.
- Мне всегда нравилось насиловать людей взглядом... - вот, что он скажет в том интервью.
Он и не скрывал, что сам, совершенно искренне, считал кинокамеру - прямым орудием насилия, насилия духовного, эмоционального. А со временем - и физического.
Ведь совершенно не обязательно швырять человека на пол, заламывать ему руки, сдирая с него одежду, рвать за волосы, заставлять раздвинуть ноги, вынуждая мучительно, отчаянно кричать. В смысле - руками не обязательно.
Ведь можно заставить его делать все тоже самое - перед камерой. И что еще более волнующе - делать добровольно. И насилие в этом случае переходит уже в психологические, эмоциональные сферы, что намного сильнее по ощущениям, чем примитивная, грубая физика.
Примитивную физику он так за всю свою жизнь и не полюбил.
Он был "неправильным" настоящим самураем, и его насилие, как необходимая составная часть самурайского духа, тоже было "неправильным": оно явилось миру кинематографическими шедеврами, прославляющими его позорно проигравшую в войне страну.
Настоящий самурай всегда будет предан своему пусть и опозоренному господину.
В своих работах он безжалостно растаптывал этические нормы и правила приличия, взламывал, как декоративный сундук, "запретные темы", проверяя их на прочность, на выживаемость - если настоящие, если жизнеспособные, то уцелеют, выстоят, наполнятся новой кровью и свежим дыханием. Остальные - ханжеские, наносные, мешающие объективно видеть новую реальность - рассыпятся в пыль, и жалеть о них не стоит, они только мешают Японии двигаться вперед.
Он не мог объяснить никому, а сам просто не задумывался, как ему удается заставлять актеров совершать перед камерой действия, находящиеся буквально "за гранью фола" - раздеваться догола, открывать объективу камеры самые интимные части тела, в прямом смысле слова - заниматься сексом... Он никого не заставлял. Он рассказывал им свое видение сюжета, мотиваций поведения героев, причин и скрытых механизмов происходщих событий, и его энергетика, его агрессия к сути съемочного процесса - "насилие взглядом" - захватывали, покоряли окружавших его людей до такой степени, что далее они всё делали сами: сами раздевались, сами искали наиболее убедительные позы и движения, сами заходили намного дальше того, чего он мог от них ждать...
Так он снимал свою "Империю страсти", взорвавшую сперва страну, а потом и мир, сделавшую его за одни сутки самым скандальным и самым известным японским режиссером последнего десятилетия, так он снимал свои более ранние работы - о студенческих демонстрациях, об отношении к китайцам, о корейских ветеранах второй мировой войны, "приговоренной армии", лицемерно брошенной японским правительством умирать голодной смертью...
Он, Осима Нагиса, бился с лицемерием и ханжеским жеманством, как настоящий самурай.
И исповедуя главный принцип своей режиссерской концепции - насилие взглядом - втягивая в это насилие актеров, зрителей, самого себя, он каждый раз искал главную точку происходящего, которую, в отличии от окружающих, отлично видел - точку подавленного эротизма любого конфликта.
Люди взаимодействуют между собой. Они не могут взаимодействовать, не испытывая друг к другу разных чувств, в том числе физических - тяги, возбуждения, жажды обладания, страсти. Делать вид, что этого не существует - все равно что пытаться заслонить ладонью солнце. Все попытки отрицать этот эротизм, подавлять его - заканчиваются отчаянием, ненавистью, яростью и конечным взрывом, за которым уже больше ничего нет и не может быть.
Ему с самого детства нравилось смотреть на окружающих людей и за тем, как они мучают друг друга и сами себя, пытаясь найти какие-то неправдоподобные объяснения своим переживаниям и чувствам - чувству ненависти, злости, отчаяния, беспокойства, ярости. За всеми этими эмоциональными всплесками он очень точно мог разглядеть тончайшие нити подавленных, отрицаемых людьми плотских желаний, разгоравшихся с крошечной искорки, со слабого огонька до всепоглощающего пожара. Если пожар не замечать, если отказывать ему в праве на существование - рано или поздно он беспощадно спалит все, что его окружает...
Все так просто.
Задача искусства - стать беспощадным зеркалом, и объективно, неумолимо показать корчившемуся в непонимании человечеству, что именно стоит за большинством его трагедий, драм, конфликтов и противоречий.
Подавленный, непризнаваемый эротизм человеческих отношений, жестоко мстящий за наплевательское отношение к себе.
Многих пугал подобный подход, многих - возмущал, но подавляющее большинство зрителей в самый неожиданный для себя момент вдруг находили удивительно точные ответы на свои, очень личные, очень болезненные вопросы. Он не знал, в какой именно момент какого его фильма это происходило, но точно знал - с большей частью своих фанатов и поклонников он говорит на одном языке...
Он был абсолютно уверен в том, что делает.
И тем более было странно, что после стольких лет агрессивного движения вперед, когда за спиной остались и судебные процессы о нарушении закона о нравственности в его работах, и отказы продюсеров браться за новые проекты - снова столкнуться с уже давно забытым ощущением собственной беспомощности, мерзкий вкус которого он успел основательно подзабыть.
Странное ощущение, что он, как настоящий самурай, допустил серьезную ошибку, нарастало.
Когда четыре года назад, в 1978 году, ему в руки попал роман английского писателя Лоренса ван дер Поста "Семя и сеятель", в котором автор рассказывал о своей жизни в японском концлагере, куда он попал на остров Ява в 1942 году, Осима схватился за эту тему обеими руками. Его поразили в книге две вещи - то, что роман был написан в 1951 году, через шесть лет после окончания войны, и то, что автор пытался не осудить, не заклеймить японские зверства: он пытался достаточно объективно, для европейца, конечно, понять, осмыслить жизнь и поведение своих бывших врагов. Что вызвало в Англии волну яростных нападок - Поста упрекали в идеализации японцев и всепрощенческих настроениях.
Прочтя книгу от корки до корки, Осима довольно улыбнулся: он увидел все, что прошло мимо глаз и понимания пусть даже образованного европейца, он увидел всё, что хотел.
Точка подавленного эротизма была обозначена с такой точностью и аккуратностью, что оставалось только удивляться, как автор, британский офицер, смог настолько тонко ее описать, при том, что большинство подводных механизмов происходящего он, все же, не осознал.
Но текст романа захватывал, что говорило о безусловном таланте автора, а отношение самого Поста, бывшего врага, к японцам заслуживало откровенного уважения.
Прочитав роман, Осима уже знал, о чем будет снимать свой новый фильм.
Рассказав о трагедии молодости, о драме вступления юного поколения в циничную, лживую взрослую жизнь, рассказав уже о любви, о страсти между мужчиной и женщиной, он планировал перейти к новой ступени исследования подавленного эротизма.
Он хотел рассказать о страсти между двумя мужчинами, между врагами. И роман Поста предоставлял для этого неограниченные возможности.
За то время, что он готовил начало нового проекта, он пятьсот раз снял фильм в своей голове. Он видел его покадрово, целиком, отрывками, он знал, каким этот фильм должен быть и будет.
Он собрал международную съемочную группу из восьми стран, он за последние полтора года специально выучил английский язык, чтобы объясняться со своими англоязычными актерами, он нашел финансирование и заручился пониманием очень грамотного, профессионального продюсера Джереми Томаса...
На сегодняшний момент его искренне радовали актеры второго плана - Браунинг, Окура, группа молодых австралийцев - и, разумеется, Конти и Бит Такеши.
Этот англичанин, Том - настоящий профессионал. Он просто танком вползает в роль, вгрызается в нее зубами - грамотно, вдумчиво, сказывается большой опыт лондонской сцены. Он выстраивает взаимодействия своего героя со всеми окружающими персонажами точно в соответствии с принципами британской театральной школы, и у Осимы, как у режиссера, нет к Конти никаких вопросов.
Он хотел видеть в своем фильме настоящего полковника Джона Лоуренса - и он его видит.
А Бит Такеши... Осима еще давно, видя по телевизору детские шоу, которые Такеши вел весело и занимательно, думал, что у этого крупного парня с простоватым лицом, под всей его детскостью и внешней наивностью скоплен огромный энергетический шар, который так и хотелось использовать в более жесткой, более реалистичной среде. Такеши его тоже радует. Он оживил образ Хара, отыгрывая малейшие нюансы и штрихи, и Осима получает большое человеческое удовольствие, когда снимает сцены, в которых веселый, полноватый комик Такеши на глазах, в одно мгновение, становится безжалостным сержантом японского концлагеря.
А вот что касается всех остальных...
Остальные - это, разумеется, Дэвид, Дэвид Боуи, британская рок-звезда мирового уровня, согласие которого сниматься в фильме сам Осима расценил, как благословение богов.
И - Рюи-кун.
Рюичи Сакамото.
Японская рок-звезда, музыкант и композитор, прославившийся со своей безумной группой YMO по всей Юго-Восточной Азии, и уже достаточно известный в мире.
И то самое чувство отвратительной беспомощности начинает прожигать лоб именно в тот момент, когда он смотрит на них, говорит с ними, репетирует с ними, снимает их на камеру...
Они беспокоят его, очень беспокоят.
Вот уже сутки его не отпускает давящее чувство, что с этим дуэтом - с его любовной драмой третьего уровня - что-то не так.
Он видел их вчера - наблюдал за ними, скрываясь за стволами деревьев, и еще вчера ему казалось, что процесс, запущенный с его легкой руки по погружению двух талантливых музыкантов мирового масштаба в трагичные, обреченные судьбы их героев идет по плану, так, как должен идти...
Уже какое-то время его уверенность, что ситуация развивается именно так, как должна, поколеблена.
Точнее - с сегодняшнего утра.
Утром была плановая съемка, прибытие пленного майора Сельерса в лагерь, когда его видит полковник Лоуренс. Как обычно, Том Конти был на высоте - генетически присущее ему спокойствие и доброжелательность очень хорошо влияют на членов съемочной группы, а уровень его игры, особенно в те моменты, когда он говорит по-японски, собирает по периметру съемочной площадки всех свободных японских актеров массовки: они готовы, если Тому будет нужно, помогать в работе с японскими фразами Лоуренса.
Но вот Дэвид...
Может быть, жара? Или перенервничал? Или...?
Оправдательных причин всегда можно найти много, и сам он это отлично знает, но последние двадцать пять лет его отличительным качеством, его фирменным "ударом катаной" было умение намного быстрее окружающих разбираться в происходящем вокруг. Это позволяло точнее видеть, глубже понимать, и быстрее выстраивать причинно-следственные связи любого сюжета, с которым он работал.
В том, что случилось утром, он разобрался сразу же.
Дэвид этим утром был... ужасен.
Ужасен в кадре, во всей сцене, ему было некомфортно, неудобно в происходящем, и Конти, со своей обычной мягкой улыбкой попросил у режиссера две минуты перерыва, и, отведя Дэвида к углу съемочного барака о чем-то с ним говорил - тихо, но довольно напряженно.
Осима уже несколько раз сталкивался с горячим нежеланием своего главного героя в той или иной ситуации делать то, что он от Дэвида ждал - светловолосый англичанин, нервно закусив губу, горячо доказывал, что он не понимает и не чувствует переживаний Джека, и поэтому не сможет их изобразить.
Он не может изображать то, что далеко от его собственного восприятия и понимания.
Это пока можно было отнести к мелким рабочим погрешностям, справляться с которыми - и есть задача режиссера. И в первую очередь, режиссера, выбравшего на главные роли двух непрофессиональных актеров, один из которых к тому же - иностранец. Осима это отлично понимал и признавал.
И, признавая это, он коректировал сцены, менял реплики, перестраивал диалоги - чтобы Дэвид мог собраться и прочувствовать материал, который ему нужно было сыграть.
Но до сегодняшнего утра столь откровенного срыва еще не было, обычно они успевали проработать все буксовавшие моменты до начала съемки. А тут Боуи "накрыло" прямо в кадре...
Убрав прямо по ходу съемки две так нервировавшие Дэвида фразы, оценив молчаливую помощь и поддержку Конти, Осима доработал утреннюю сцену и, как он это часто делает, объявил перерыв до следующего утра. Актеры и члены съемочной группы могли отдыхать, восстанавливать силы, репетировать свои куски...
Дэвид не всегда может выполнить актерскую задачу. Когда предлагаемые обстоятельства значительно отличаются от его привычного жизненного опыта - он теряется, теряется настолько, что в принципе не может играть.
С этой мыслью Осима в сопровождении первого помощника режиссера из новой Зеландии ушел со съемочной площадки.
Сама мысль его не пугала - режиссерский опыт, мастерство, профессиональный уровень, разумеется, помогут ему удержать своего главного героя в необходимом равновесии и на необходимой фильму высоте.
Его напрягла следующая мысль, пришедшая вслед за первой.
"Если Дэвид в определенных непривычных для себя условиях не способен выполнять актерскую задачу при съемках любовной драмы второго уровня, которая составляет сюжет снимаемого фильма, то насколько велика вероятность, что нечто подобное может произойти в ходе любовной драмы третьего уровня - между Дэвидом и Рюи-куном, в которую режиссер погружал своих актеров по сантиметру, по шагу, аккуратно и трепетно? Может ли произойти так, что Дэвид не справится с предлагаемыми и абсолютно непривычными ему условиями этого драматического пласта и сорвет задуманный сюжет?"
Ответа на этот вопрос у Осимы пока не было.
- Сенсей... Простите... - перед Осимой стоял Рюичи Сакамото. Он еще не успел снять военную форму, в которой только что отработал сцену, и Осима залюбовался тонкой фигурой парня, стройность которой особо подчеркивал широкий кожаный ремень на талии. - Боюсь, я сегодня недостаточно старался... Простите...
Молодой актер откровенно переживал, хотя вот им Осима сегодня был вполне доволен. Он улыбнулся:
- Не надо переживать, Рюи-кун... Ты хорошо поработал... Молодец...
Красивые, выразительные глаза парня цвета черной черешни сверкнули радостью и смущением.
- Я хочу тебя попросить, Рюи-кун... Что касается завтрашней съемки... - Осима внимательно рассматривал стоявшего перед ним молодого человека, словно видел его впервые. Или пытался найти в нем какие-то новые, еще невидимые глазу черты. - Завтра ты работаешь с Томом... Снимаем ваш разговор о восстании тридцать шестого года...
- Да... - актер с готовностью подался навстречу, внимательно слушал режиссера.
- Твой капитан... Для него эти воспоминания очень тяжелы... Очень... - Осима смотрел уже сквозь Сакамото, во что-то, видимое только ему одному. Квадратные стекла очков неожиданно сверкнули, отражая солнце - как удар молнии. Или катаны. - Они тяжелы для тебя, Рюи-кун, и я хочу знать - почему... Я хочу знать, кого ты предал... Почему предал... Мог ли ты поступить иначе... И, если мог - почему не сделал этого...
- Сенсей... - у Сакамото, который, как губка, впитывал каждое слово режиссера, растерянно дрогнули губы. - Сенсей... Я - предал?...
- Да, ты... - Осима смотрел на парня с сочувствием, но задача уже прозвучала, оставалось обозначить временные рамки. - И сегодня вечером я хочу услышать - кого и почему... Какие отношения вас связывали... Ты должен мне всё рассказать... А сейчас иди, вспоминай... Иди...
Он на мгновение положил руку на плечо Рюи-куна - и легонько подтолкнул того в сторону съемочного лагеря.
Сейчас ему нужно было побыть одному - всё происходящее следовало тщательно обдумать.
Он видел, как молодой актер, с готовностью кивнув головой, развернулся и торопливо побежал к лагерю, как, стараясь делать это незаметно, оглядывался по сторонам...
"Ищет. Ищет Дэвида... Посмотрим, что будет сегодня вечером и завтра".
Осима уже не был так уверен, что задуманная им любовная драма третьего уровня закончится благополучно - так, как он планировал, начиная ее еще в Токио, до съемок.
Он уже понимал, что ситуация сложнее и опаснее.
До вечера у него было время, чтобы решить, что делать дальше
.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 11.07 - в комментариях, стр. 1.



Знатоки и любители MCML!!)) Не ругайтесь и не кидайтесь тапками, пожалуйста!)))) Просто - полет фантазии))))
Огромное спасибо Лэрт Раота за творческую идею и активное "бодание", вынудившее меня взяться за эту тему!!)))


Название: ЛЮБОВНАЯ ДРАМА ТРЕТЬЕГО УРОВНЯ.
Фэндом: MCML
Автор: Namorada
Пейринг: Дэвид Боуи/Рюичи Сакамото
Рейтинг: (под вопросом...

Дисклеймер: герои принадлежат сами себе, и вообще, живут в другой вселенной и занимаются совершенно другими вещами)))...
Жанр: романс, флафф

Предупреждение: Разгул больной фантазии автора, не имеющий ничего общего ни с реальностью, ни с упоминаемыми персонажами!!!

Размер: ...???
Статус: в процессе.
(Ниже - много фоток!))))
Действующие лица и исполнители фика:Дэвид БоуиДэвид Боуи в фильме "The Hunger"

Дэвид Боуи И Катрин Денёв. Пауза на съемках.

Дэвид Боуи

Майор Джек Селльерс

Рюичи СакамотоРюичи Сакамото

Рюичи Сакамото

Рюичи Сакамото

Рюичи Сакамото

Капитан Йонои

Том КонтиТом Конти

Том Конти

Полковник Лоуренс

Такеши КитаноТакеши Китано

Сержант Хара

Алистар БраунингАлистар Браунинг

Карл Де Йонг

Джонни ОкураДжонни Окура

Корейский охранник Канэмото

Джек ТомпсонДжек Томпсон

Полковник Хиксли

Продюсер Джереми Томас

Режиссер Нагиса Осима

Любовная драма первого уровня


1982 год... Остров Раротонга, Тихий океан...
Стоят, разделившись на две шеренги, замершие люди - японцы и европейцы... Солдат, согласно приказу, заламывет за спину руки молодому корейскому парню...
Он виноват - страшно виноват!...
И сейчас ему отрубят голову...
Несколько секунд тишины...
- Камера!... Мотор!... Начали!...
читать дальшеЧеловек судорожно сжимает в ладони рукоять меча, повлажневшие от волнения пальцы елозят по ней туда-сюда...По судорожному, частому дыханию можно понять, как человек взволнован, как беспокоит его то, что он сейчас собирается сделать... Это ведь третий дубль. Третий! Это - недопустимо! В их режиме съемки - это просто недопустимо!
Режиссер уже показал, насколько он недоволен - чуть сведенные брови над квадратной оправой очков не сулят бездарному исполнителю ничего хорошего. И это - слава богам! - он еще не кричит!...
Третьего срыва он не простит...
Группа английских и автралийских актеров замерла в нескольких шагах. На лицах у них застыло неверие в происходящее, ужас и отвращение... Затаил дыхание, замер Том Конти, потяжелел лицом, чуть прищурился в напряжении Джек Томпсон...
Вот кем режиссер доволен! Хорошо работают парни, хоть и европейцы... И никого не интересует, что, скорее всего, они даже не работают - им, действительно, дико и страшно смотреть на то, что разворачивается сейчас перед ними, они не могут скрыть, как их коробит от этого зрелища...
А это именно то, что и нужно режиссеру...
Если он сейчас запорет третий дубль!...
На шею давит воротник военной формы, по спине, под солдатской рубашкой сбегают стрйки пота...
Медленно, словно сомневаясь, как во сне человек обеими руками сжимает рукоять меча влажными пальцами, нерешительно взмахивает им над головой... Он уже понимает, что - не то! Не так! Плохо! - опять не удастся, не получится...
Третий сорванный дубль ему не простят!...
Манекен... Манекен... Перед ним просто манекен!...
- Что ты делаешь, идиот?!... - неожиданный крик взрывает тишину на съемочной площадке. Присутствующие вздрагивают, кто-то непроизвольно охает. - Кто так рубит голову?!...
Из-за камеры к незадачливому исполнителю, вот уже четверть часа на глазах у всех безрезультатно сражающемуся с манекеном, бросается невысокий, сухощавый, пожилой человек - помощник оператора Тоитиро Нарушимы...Ему уже за семьдесят, а Тоитиро-сан категорически отказывается менять помощника... Осима-сан категорически настаивал, чтобы его фильм снимал только Тоитиро, а тот притащил с собой этого старика...
Худые старческие руки с неожиданной силой вырывают у молодого актера меч...
- Смотри, как это делают, идиот!... - яростный взмах, еле слышный присвист рассекающей воздух стали, солнечные лучи бьют в узкое лезвие, отбрасывая "зайчиков"...
На резком выдохе меч молнией летит вниз - и отрубленная голова манекена катится по траве...
- Ахаааа... - единый выдох отшатнувшихся членов съемочной группы...
- Да!... Так!... - режиссер, Осима-сан, доволен, улыбается. Он увидел именно то, что и хотел увидеть...
Помощник оператора пристально, не мигая, прищурившись, смотрит на группу напрягшихся европейцев, стоявшую в нескольких шагах от него...Он словно хочет им что-то сказать... Или сделать... Он смотрит на них как голодная лиса на глупых, беззаботных кур, нахально разгуливающих у неё под носом...
Потом нехотя возвращает актеру меч, резко разворачивается - и уходит на свое рабочее место, за камеру. Уходит молча, не оборачиваясь...
Затаивший дыхание Конти с шумом выдыхает воздух через нос...Стиснутые губы просто не разжимаются...
Всё ещё напряженный Томпсон, непроизвольно, сам не осознавая, что делает, потирает шею - по сценарию именно его герою в финале фильма попытаются отрубить голову...
Хорошо, что по сценарию, и хорошо, что герою, очень хорошо...
На песке, откатившись на пару шагов от тела, валяется отрубленная голова манекена...
Джереми Томас, продюсер с английской стороны, присутствующий на съемках всех сцен, в которых заняты английские и австралийские актеры, смотрит вслед худощавому японскому старику...
Ему чуть за семьдесят... А события фильма происходили ровно сорок лет назад...И было ему тогда... Да, чуть за тридцать...Столько же, сколько сейчас исполнителям главных ролей - и Сакамото, и Китано...И - Дэвиду...
Да, Дэвиду - тоже... Ему, как и Китано - тридцать пять...
Сакамото - тридцать...
Томас всегда любил цифры...
А у старика рука и в семьдесят - как у молодого... Как взмахнул, как ударил!...И, похоже, очень хорошо знает, что делает...
Интересно, а тогда, сорок лет назад - сколько европейских - английских, голландских - голов посносила эта сухощавая рука?... Спросить, что ли?...
Томас понимает, что он не хочет знать ответ на этот вопрос...
Хватит того, что ему уже приходилось ругаться с этим стариком из-за пленки, из-за его капризов по установке камеры...
Но тогда он еще не знал, как помощник оператора умеет обращаться с мечом... Он просто не думал об этом...
И абсолютно не хочет думать об этом сейчас...
Лучше он будет думать, что ему делать с фантастическими запасами пленки, которые Томас закупил на стандартный, полнометражный фильм, но которые, судя по всему, останутся невостребованными... Осима - маг и чародей - снимает все сцены с одного дубля! С одного, вы только вдумайтесь!... И, при этом, даже не отсматривает отснятый материал, потому что - негде... Остров...Условия, можно сказать, приближенные к боевым... А Осима потирает переносицу, говорит - Хорошо! - и, без пауз, переходит к съемке следующей сцены...
И только одному богу известно, что он там наснимал!...
Ну, похоже, все успокоились... Манекен заменили...На площадке объявлена готовность...
Съемка продолжается...
Томас думает о том, что языковой "барьер", строго поделивший членов съемочной группы на два лагеря - вещь, в принципе хорошая...
Японцы почти в полном составе - за исключением Осимы, Сакамото и еще нескольких человек - не говорят по-английски, а из англичан по-японски разговаривает только Том, да и то, строго в пределах текста роли Лоуренса... Которую учит наизусть, на слух, с помощью специально приглашенного для него из Вашингтона преподавателя японского языка...
Да, хорошо, что они не могут плотно общаться - а то бы наспрашивали друг друга!... О чем не надо...
Сорок лет прошло...
Всего сорок лет...
А съемки фильма о событиях на острове Ява в тысяча девятьсот сорок втором году - совместного производства Япония - Англия - уже в разгаре...
И это Осима еще пять лет ждал!... Пока собирал команду, искал финансирование...
Подбирал исполнителей...
А хорошая пара получилась - Дэвид Боуи и этот японский парень, молодая "звезда", Рюичи Сакамото, певец, композитор...
А вот теперь и актер...
Красивый парень...
Ну, в точности всё, как у Дэвида...
Только отношения у них какие-то странные...
То шарахаются друг от друга, как прокаженные, то бродят друг за другом, таясь каждый от другого за пологами лагерных палаток - и думают, что этого никто не видит...
Дэвид стал какой-то напряженный...
Ладно, это потом...
Главное - съемочный процесс... А что у нас там?...
Браво!...
Наконец-то, сняли эту отрубленную голову! И парень справился - ну, после того, как у него перед глазами был такой образец - попробовал бы он не справиться...
Варварская, конечно, сцена, да просто дикая!... Для европейца - дикая... Но Осима категоричен - она ему необходима!...
Развязка любовной драмы первого уровня...
Вся надежда на Осиму - на его гениальное режиссерское чутьё...А то они тут наснимают - с первого дубля...
На съемочной площадке на двух языках объявляют часовой перерыв...
Продюсер Джереми Томас торопится к режиссеру - обсудить детали съемки следующей сцены...
Актеры разбредаются, кто куда - возможность отдохнуть при темпах Осимы-сана выпадает редко...
На значительном расстоянии от съемочной площадки, опираясь спиной на ствол массивного дерева, засунув одну руку в карман зеленых военных брюк, стоит и прикусывает белыми, чуть неровными зубами край травинки худощавый человек с узким, вытянутым лицом и соломенно-желтыми волосами...
Стоит Дэвид Боуи...
Зеленая рубашка свободно облегает крепкий, жилистый торс...
Убедившись, что съемка закончена, он разворачивается и медленно идет по лагерю, жуя травинку...
Алистар Браунинг, похоже, закончил съемку...Повезло человеку!... Его герой - несчастный заключенный японского концлагеря, голландец Де Йонг, благополучно подавился собственным языком и испустил дух, будучи не в силах наблюдать, как тесно сблизившемуся с ним вопреки всем лагерным запретам корейскому охраннику Канэмото в наказание отрубили голову...
За него, за Де Йонга, и отрубили...
А, значит, этот парень, как его - Джонни Окура, кажется - тоже освободился...
Вообще, этот Алистар - интересный человек... Языка не знает, не понимает вообще ничего, из того, что говорят вокруг и японцы, и корейцы, а веселый и, похоже, всем довольный...Такое чувство, что его абсолютно не напрягает чужая, лающая речь, с утра до ночи бьющая по ушам... Может быть, потому что австралиец?... Достаточно посмотреть, как они с Джонни радостно хохочут в две глотки, жестикулируют и, что самое странное, кажется друг друга понимают... А еще - угощают друг друга бананами...
И завтра разъедутся по домам - страшно довольные собой, друг другом и тем, что сыграли в фильме самого Нагисы Осимы...
Так и не сказав друг другу ни одного внятного слова...
Дэвид на днях разговаривал с Томом - когда от того на какое-то время, слава богу, отстал его полиглот-учитель. И разговаривали они именно о них - не об Алистаре и Джонни, разумеется, а об их героях... Что сама ситуация бредовая, и какого черта всё это было нужно?...Ну, если уж завалился в кровать с врагом - ну так хоть не попадайся! А то вообще - глупость какая-то...Мало того, что удовольствие обломали, так еще и грохнули обоих... Хотя грохнули, конечно, одного, корейского охранника, что сейчас благополучно и доснимали, а вот бестолковый голландец зачем-то добровольно решил последовать за своим корейским случайным партнером...
И подавился со смертельным исходом!...
Хэппи-энд по-японски!...
И что самое поразительное, и это Дэвид категорически отказывался понимать, несчастного корейца казнили именно за то, что он на несчастного голландца и полез! И голландец в глазах японцев выглядел презираемой, смешной - но жертвой насилия! И именно за него кореец и получил по заслугам, точнее - лишился головы... Только жертва таковой себя считать не желала, а почему-то, сочтя себя жертвой совершенно другого произвола, добровольно покинула этот бренный мир. Удивив японские оккупационные власти до скрежета зубовного...
А покинула она этот мир, потому что чувства, воспламененные в голландском сердце корейской страстью, нашли самый горячий отклик!...
Потому что это - любовь!...
Всё это ему объяснял Том - про любовь - который, по мнению Дэвида, уже плохо различал, где он сам - Том Конти - а где его герой, пленный полковник Лоуренс...Дэвид был уверен, что так странно на Тома действуют бесконечные занятия языком... Для Осимы принципиально, чтобы японская речь полковника Лоуренса звучала абсолютно естественно, как речь человека, прекрасно знающего язык, и Том, со сценарием в руках, ежедневно, часами, разгуливал со своим учителем по берегу океана, зубря фразы, слова, интонации и звуки...Этого ему казалось мало и, измотав учителя, он энергично шел общаться с "местным населением". Конти просто подходил к любому японцу - члену съемочной группы - и начинал с выражением рассказывать ему свои реплики. Японцы реагировали на странные тексты Конти с пониманием, с готовностью подсказывали ему правильные интонации, поправляли ошибки, и вообще - демонстрировали всяческое уважение человеку, таким нахрапом врывающемуся в дебри их языка... На одном человеке Том, как правило, не успокаивался, обходил, минимум, пятерых, а потом вдумчиво выбирал наиболее удобные для себя варианты произношения...
Он называл это - "работа над ролью"...
Эта работа в итоге приведет к тому, что после премьеры фильма вся Япония категорически откажется верить в то, что англичанин Том Конти не говорит по-японски...
На пресс-конферернциях и встречах со зрителями, сопровождающих премьеру, с ним будут пытаться разговаривать, задавать ему вопросы, что-то горячо объяснять...
Единожды решив, что полковник Лоуренс - прекрасный знаток Японии и языка - страна не пожелает разочаровываться в своем восхищении...
Но здесь, на съемках, Дэвид абсолютно уверен, что это "языковое ныряние" сыграло с головой Тома злую шутку...Какая еще любовь, при чем тут любовь?!...Глупость это - не больше и не меньше...
Том просто утоп в своем Лоуренсе и, похоже, готов понять и принять всё, что попадается ему на глаза...
Собственно, он ничего не имеет против отношений с парнями, было бы странно отнекиваться... Он даже не считал нужным оправдываться, когда его самого то и дело заставали в двусмысленных ситуациях с самыми именитыми музыкантами Европы... Такой опыт тоже необходим мировой "звезде"... Да и партнеры попадались достойные... Главное - не застрять в этом, не зависнуть...
Секс - это секс...
Не больше...
Удововльствие и, где-то, эпатаж...
А когда уже до откусанных языков и отрубленных голов - то это уже не секс, а, простите, идиотизм!...
А Том - всё про любовь...
И какого черта им всем тут так хорошо, и все понятно, а его выворачивает, трясет и до злобы хочется на ком-нибудь сорваться?!...
Эта черноглазая зараза опять таращилась на него - думала, что он не видит...
Ты на площадке, камера работает, режиссер в двух шагах, ты же главный герой - играй!... Мы все, между прочим, для этого сюда, на этот чертов остров,
приехали!...
Так нет!...И там, перед камерой, умудрялся извернутся - и нашел же, где искать, у дерева разглядел! - и косился...
Рассматривал...
Зараза!...
А так всё хорошо начиналось!...
Он совсем недавно закончил сниматься в главной роли у своего соотечественника Тони Скотта. В фильме "Голод" его партнершами были Катрин Денев и Сьюзен Сарандон, обе - безумно красивые, абсолютно разные по характеру, но единые своим творческим взрывным началом...Высокомерно-завораживающая француженка Катрин и рыжая американская чертовка Сьюзен... Вполне достойный "звездный треугольник", в такой компании не стыдно появиться на экране... Сценарий, написанный по новелле американского писателя Стибера Уитли предполагал качественный фильм ужасов, а еще Тони сказал, что, похоже, Дэвид вампир не только по роли, но и по сути - слишком уж хорош он был в образе смертельно-ледяного красавца Джона... Правда, красавцем ему удалось побыть недолго - согласно сюжету, пошел усложняться грим, косметика в диких количествах, увеличивающаяся от сцены к сцене...Подготовка к каждому снимаемому эпизоду занимала несколько часов...Это очень утомляло, и он был безумно рад, когда всё закончилось... И только-только продохнул, собираясь оглядеться и понять, что будет делать дальше, как вдруг, из ничего, как демон, возник Осима и сказал:
- Дэвид, мы начинаем через три недели... Ты по-прежнему согласен со мной работать?...
Конечно! О чем речь?!...
Он согласился работать с Нагисой Осимой сразу же, два года назад, когда японский режиссер, увидев его "Человека-слона", предложил Дэвиду сняться в главной роли в его запланированном на перспективу фильме. Ходили какие-то мутные слухи, что сперва Осима собирался пригласить на эту роль Роберта Редфорда - слащавого блондина с выразительным лицом, но потом увидел его, Дэвида - и передумал... Передумал мгновенно, видимо, чего-то ему в Редфорде, все же, не хватало... А уж теперь Дэвид никому не отдаст эту роль - и нахальному американцу тем более!... К тому времени он уже видел "Империю чувств" и был уверен, что Осима - профессионал мирового уровня. Дэвиду импонировала готовность Осимы рисковать на экране, его стремление встряхнуть публику, эпатировать ее, показать ей саму себя - без приукрашиваний и ханжеских умалчиваний. Он и сам любил это делать на сцене, а потому с готовностью согласился на главную роль - не имея ни малейшего понятия, о чем именно, о каком материале пойдет речь...
Осима спросил, готов ли Дэвид ждать - потому что еще не все организационные вопросы были решены, Осима еще искал деньги на фильм - и Дэвид с готовностью согласился!
Такого режиссера, как Осима, он будет ждать и год, и два, и пять...
И за эту работу ему уж точно не будет стыдно!...
А еще ему обещали, что грима - не будет...
Ждать пришлось два года...
Получив подтверждение, что съемки начинаются через три недели, он решил совместить приятное с полезным. Ощутимо устав на "Голоде", он, получив полное одобрение режиссера, на оставшиеся до начала работы три недели рванул в "отпуск" - и не куда-нибудь, а в южную часть Тихого океана, на остров Раротонга, один из самых крупных островов Кука, где и были запланированы съемки...
Ну, "насчет самого крупного острова" - это, конечно, слишком пафосно сказано... Остров как остров, одиннадцать километров в длину, восемь - в ширину... Всего счастья - шестьдесят семь квадратных километров...
И уже через две недели понял, что погорячился...
С его-то неуемным, непредсказуемым характором...
К приезду Нагисы Осимы со съемочной группой он не только изучил Раротонгу и ближайшие острова - к тому времени он уже... как бы помягче выразиться... дошел до точки!...
За две недели!...
Сперва все было отлично... Дикая, буйная красота природы радовала глаз, шум океана, как ни странно, вызывал в душе умиротворение... Ему казалось ,что он, наконец-то, вернулся домой...
Странное чувство...Приятное...
Всё время казалось, что вот-вот произойдет что-то удивительное... Необычное... Неожиданное...
Через две недели красота окружающих мест стала привычной, приелась... Он затосковал, чувствовал себя запертым на этом острове, он чувствовал себя пленником острова...
Да он просто чувствовал себя пленником!...
Под утро находило желание послать все к чертововй матери и рвануть туда, где жизнь, где что-то происходит...
Где есть люди, наконец!...
Это невыносимо - чувствовать себя пленником...
Но он - сдержался...
Мысль о том, что Осима очень хорошо знал, что делал, когда горячо поддержал его идею приехать на Раротонгу на три недели раньше - пришла уже много позже...
Потому что к моменту приезда съемочной группы он прекрасно ощущал, что значит - чувствовать себя пленником...
Пленником острова, ошеломляющей, завораживающей красоты вокруг...
Он понял, каково это, когда красота - не радует...
И прекрасно понимал своего героя - майора армии Его величества Джека Селльерса... Плен - это погано!...
Даже - красивый плен...
Но приехал Осима с командой...
Специально для этих съемок он выучил английский язык - чтобы объясняться с британскими артистами...
Прилетел из Лондона великолепный театральный актер Том Конти, не часто имевший дело с кино, но при этом - исполнитель одной из главных ролей... Слегка растерянный, озадаченный... Только в самолете, несущем его на другой конец Земли, ему пришло в голову, что он абсолютно не представляет, а с кем, собственно, он собирается работать...
Он знал только одно - что там будет Дэвид... Дэвид Боуи...
Абсолютно не зная Нагису Осиму как человека, Том, которому совсем скоро исполнялось сорок два года, прочитав сценарий - действительно, заполненный жесточайшими сценами - искренне переживал, что тот может оказаться фашистом по взглядам, или садистом по привычкам, и фильм о японском концлагере для британских военнопленных может стать настоящим издевательством над человеческим достоинством европейских актеров...
В угоду безжалостной самурайской ментальности...
Успокоился он буквально в тот же день... Ему достаточно было коротко переговорить с режиссером, чтобы его сомнения отпали...
Осима объяснил ему, что снимать он будет другое...
И - о другом...
А сценарий - это так, для порядка...
Приехала команда австралийских актеров во главе с балагуром Джеком Томпсоном... Веселые энергичные ребята, казалось не испытывавшие никаких проблем ни с островом, ни с климатом, ни с достаточно напряженной и первое время державшейся достаточно закрыто японской частью съемочной группы... Австралийцы просто не понимали этой закрытости, они ее не видели... Не зря говорят - дайте автралийцу бумеранг и флягу с водой, и он везде будет чувствовать себя, как дома...
Нация пиратов и каторжников, людей открытых и неунывающих...
Они не считали себя лучше других, но и не хуже - и улыбались от души...
До чего же странные люди!...
Дэвиду они казались более чем странными...
Он слышал в Европе шутки, что большинство австралийцев даже не знают, как называется их государственный гимн... А слов до конца не знает вообще никто...
Когда в 1984 году, по предложению федерального правительства, государственным гимном станет песня «Вперед, прекрасная Австралия!», большинство австралийцев сочтут, что их просто предали: в школе они столько лет усердно зазубривали «Боже, храни королеву!», - и вот на тебе! Все усилия - коту под хвост!...
Худые, можно сказать, худосочные (исключение составлял Томпсон, но Осиме нужен был именно он) - потому что Осима искал на роли военнопленных самых тощих актеров - юркие, громогласные, они держались вместе, искренне улыбались японцам, а Браунинг, первым делом, методом тыка обнаруживший своего напарника по съемкам - Джонни Окуру - умудрился тут же, на пальцах, рассказать ему какой-то пикатный анекдот, над которым они оба покатывались у всех на глазах...
Видимо, анекдот относился к их "любовной драме первого уровня", с которой должен начаться фильм...
Заранее приступили к строительству съемочного лагеря, в котором жила группа, и шла работа...
И почти сразу же - к съемкам...
Работа началась...
Но еще до этого произошло одно рядовое событие... Проскочившее незаметно, никому не бросившееся в глаза...
Его познакомили с исполнителем еще одной главной роли, вместе с которым ему предстояло сыграть разворачивающуюся на этом острове "любовную драму второго уровня"...Основную завязку сюжета...
Он знал, что это будет, разумеется, японец... Знал, что это - Рюичи Сакамото, молодая японская рок-"звезда", музыкант, композитор, участник достаточно известной японской группы "YMO", более чем успешно развлекавшейся электронной музыкой...
Разумеется, рядом с его популярностью об этом смешно говорить, но всё же...
Он даже не поленился фотографии поискать - ну, чтоб знать, кто окажется рядом с ним в кадре...
Ну, хотелось бы, чтоб не урод все же... А то японцы - они такие... специфические на вид...
Фотографии его устроили...
А тут режиссер буквально за руку подвел к нему невысокого, стройного черноволосого парня...Тот стоял за плечом Осимы, чуть склонив голову, и слушал, как Осима-сан представляет его мировой поп-"звезде" - Дэвиду Боуи...
А потом поднял голову...
Дьявольщина!...
В этот момент он думал, что желание быстро свалить отсюда, с острова, обратно в Европу, домой, и заняться там чем-нибудь полезным и приятным, было, наверное, самым правильным! И как жаль, что он ему не последовал!... А теперь уже не получится - съемки начинаются...
На него смотрели бархатно-черные, потрясающе красивые глаза - смущенные, потерянные... Еще бы, такой знаменитый человек их разглядывает!...
Он еще не видел у мужчин настолько красивых глаз!...
А еще никто до сих пор не разглядывал его с таким затаенным благоговением и восторгом! Даже женщины...
Да чтоб ты пропал!...
Он судорожно сглотнул - и сразу же и принципиально не полюбил своего партнера по фильму, который, к тому же еще и композитор этого самого фильма! Не полюбил до такой степени, что сухо поздоровавшись и чуть пожав руку, которую японец почему-то выдернул из его ладони - чуть ли не с испугом - под каким-то предлогом быстро ушел...
Пошел искать Тома - уже разгуливавшего по берегу со своим учителем... Они готовили японский текст для первой сцены...
Он уходил - и не видел, как, с каким напряженным выражением, его провожают бархатно-черные глаза, словно украденные владельцем со средневековой гравюры...
А еще он не видел с каким выражением скрытого довольства, спрятанного в хитром прищуре за очками, наблюдает то за его уходом, то за стоящим рядом, замершим парнем режиссер фильма Осима-сан...
И вот теперь, будь оно все проклято, он притащился на площадку, хотя в дневной съемке не занят... Притащился, хотя мог бы отдыхать...
И какого черта, спрашивается?!...
А ведь только для того, чтобы посмотреть, будет ли выглядывать, будет ли искать его этот... этот...
Эта черноглазая сволочь...
От одной мысли о которой охватывает бешенство и страшно хочется на ком-нибудь сорваться...
Потому что - выглядывал... Углядел, так еще и косился...
Зараза!...
Он идет по палаточному лагерю, не спеша, вальяжно, чтоб все видели - идет мировая "звезда"... Грызет стебель травинки, поскрипывая зубами от бешенства...
Эти чертовы японские ассистенты везде бегают с фотоаппаратом - и только и норовят застать его в самых неожиданных местах...
Когда он задумался, расслабился, погрузился в себя...
С "неправильным" выражением лица, короче говоря...
Это у них называется - "фиксировать ход съемочного процесса"...
Он уже говорил с Осимой, и режиссер обещал, что ни одна "неправильная" фотография не покинет пределов этого острова...
Даже странно...
Никогда он никого не боялся, любит здоровый скандал, маленькая доза "желтухи" - всегда на пользу, публика от этого просто заходится...
Популярность растет...
А здесь, только от мысли, что хоть кто-то увидит, как его корежит - сразу хочется разбить о ближайший камень все фотоаппараты в группе, а потом, для надежности, зубами пережевать всю засвеченную пленку...
Зараза!... Сволочь!... Все из-за тебя!...
Еще косится!...
Да-а-а-а... Снялся в кино, вашу мать!...
Ему вслед, стараясь остаться незамеченным, смотрит почти скрытый мощными стволами деревьев стройный невысокий черноволосый парень...
Несколько минут назад он вышел из кадра, он устал, ему тяжело и неспокойно... Для него всё это впервые... Все ли он сделал так как надо, всем ли доволен Осима-сан...
Но сейчас важнее другое...
Уходит!... Этот невозможный человек с разноцветными глазами и соломенными волосами - опять уходит!...
Уходит злой, раздраженный - вон, как пинает по дороге попадающиеся под ногу небольшие камни...
Уходит...
Сдавленный вздох отчаяния слышат только стволы деревьев...
Отгороженный буйной зеленой листвой на него внимательно смотрит третий - с умным, проницательным прищуром за квадратной оправой очков...
Он доволен увиденным...
Задуманная им в ходе работы над сценарием, в ходе выбора актеров любовная драма третьего уровня - набирает обороты...
Они проживут жизни своих героев... Они через себя пропустят всю их боль, страх и отчаяние...
И - любовь...
А это значит, что фильм - получится!...
Не зря же он выбирал их так долго, ища тех двоих, кому по силам пережить то, что случилось на острове Ява сорок лет назад, тех, кто справится с этой тяжестью и не сломается под прессом отчаяния...
Тех, кто сможет показать всем остальным - всему миру! - что же это такое...
Любовная драма третьего уровня...
И, похоже, он их - нашел...
Продолжение от 09.07.2015.2.
Мысль - что его выбор мог оказаться ошибочным - окончательно сформулируется в слова где-то к середине съемок.
Но уже до нее, до момента, когда он поймет, что допустил серьезную оплошность, где-то в районе лба, между бровями, за классической квадратной оправой так хорошо знакомых всей Японии очков, поселится странное, томящее беспокойство с невыносимым привкусом собственной беспомощности.
Он ненавидел это чувство - чувство собственной беспомощности, с самого детства, со средней школы, с того самого времени, когда уже носил очки, не блистал в спортивных соревнованиях и показывал средние результаты в рамках военной подготовки. Да, он был прекрасен в гуманитарных предметах, в истории и литературе не знал себе равных, но за окнами школы шла война, и его смешные, детские очки, его слабые физические показатели категорически не позволяли ему вписаться в рамки столь популярного на тот момент образа достойного молодого воина.
Воин из него был никакой.
Сейчас, когда с момента окончания войны прошло уже сорок лет, когда необратимо изменилась страна, мир, да и он сам, молодые начинающие режиссеры потихоньку начинают протаскивать в кинематограф образ душевно ранимого, неприлично сентиментального героя-школьника, который не в силах противостоять давящему, жестокому школьному окружению. И заканчивается это все, как правило, трагично и печально, с чем он, как зритель, абсолютно согласен: если уже ты слабак и тряпка - получи, пожалуйста по заслугам. И не беспокой зрителя своей неприличной, демагогической сентиментальностью.
Если бы тогда, сорок лет назад, в средней школе, он хоть на мгновение допустил бы мысль, что не может с чем-то справиться, чему-то противостоять - вряд ли его жизнь сложилась бы так, как сложилась, и сейчас в Японии было бы на одного культового режиссера меньше.
Даже при том, что он не мог показывать нужные результаты в столь популярных в то время спортивных соревнованиях и курсах молодого бойца, ему ни разу не пришло в голову, что это каким-то образом лишает его возможности исповедовать дух настоящего самурая. Для этого он слишком часто слышал дома рассказы о своем именитом прадеде, сыгравшем значительную роль в эпоху Реставрации Мейдзи, и абсолютно не мыслил себя не-самураем, уже тогда осознав, что формы проявления самурайского духа могут быть достаточно разными.
Просто когда закончилась война и Япония капитулировала, признав поражение, он, не сообщая об этом никому, почувствовал колоссальное освобождение от необходимости стараться стать не тем, кем он является по сути.
И, одновременно с этим, неожиданно для окружающих, но вполне логично для самого себя, он решил, что потерпевшая позорное военное поражение страна сейчас, как никогда ранее, нуждается именно в его поддержке, и его прямой долг - поддержать и укрепить тот самый самурайский дух родины, вычтя из него все наносное и поверхностное, что и привело Японию к такому недопустимому позору капитуляции.
В первую очередь - фашизм и милитаризм.
К этим понятиям у него были свои счеты, сдобренные горечью средней школы в Киото, где он жил и учился в сороковых годах.
Он лучше чем кто-либо знал, до какой степени является неправильным самураем.
Но, опять же, лучше, чем кто-либо знал, до какой степени - настоящим...
За этим "настоящим" стояла страна, стояла семья, именитый прадед, Реставрация Мейдзи, реликвии и документы, бережно хранимые в доме не один десяток лет, а, главное - собственная абсолютная уверенность, что без его горячего и самого активного участия родина не справится, что без него, без Осимы Нагисы, у нее не хватит сил преодолеть рвущие ее на части заблуждения и противоречия.
Настоящий самурай обязан служить отечеству. Даже если он и "неправильный". Даже если его оружие - не катана, а беспристрастный "глазок" камеры, свет и звук.
Со временем он пришел к пониманию, то если бы природа одарила его выдающимися физическими возможностями - он никогда не стал бы тем, кем является на сегодняшний момент: национальным героем, известным режиссером с мировым именем. В этом случае ему не было бы никакой необходимости изо дня в день, сутками, месяцами, годами доказывать окружающим и самому себе, что, даже если самурай "неправильный" - он может быть настоящим.
Как хорошо, что природа поскупилась с физическими данными!
И, ограничив его в силе, она с лихвой компенсировала это обаянием, чистой, природной злостью, агрессией, неиссякаемой энергией, которыми он буквально подавлял окружающих, заражая их своими новыми творческими планами, идеями, фантазиями и провокационными сюжетами.
Еще через несколько лет, в Берлине, в интервью немецкому журналисту по поводу фильма "Счастливого Рождества, мистер Лоуренс!", он скажет фразу, от которой в последствии отречется, вернее - сделает вид, что не помнит ее, что, может быть, он такого никогда и не говорил.
- Мне всегда нравилось насиловать людей взглядом... - вот, что он скажет в том интервью.
Он и не скрывал, что сам, совершенно искренне, считал кинокамеру - прямым орудием насилия, насилия духовного, эмоционального. А со временем - и физического.
Ведь совершенно не обязательно швырять человека на пол, заламывать ему руки, сдирая с него одежду, рвать за волосы, заставлять раздвинуть ноги, вынуждая мучительно, отчаянно кричать. В смысле - руками не обязательно.
Ведь можно заставить его делать все тоже самое - перед камерой. И что еще более волнующе - делать добровольно. И насилие в этом случае переходит уже в психологические, эмоциональные сферы, что намного сильнее по ощущениям, чем примитивная, грубая физика.
Примитивную физику он так за всю свою жизнь и не полюбил.
Он был "неправильным" настоящим самураем, и его насилие, как необходимая составная часть самурайского духа, тоже было "неправильным": оно явилось миру кинематографическими шедеврами, прославляющими его позорно проигравшую в войне страну.
Настоящий самурай всегда будет предан своему пусть и опозоренному господину.
В своих работах он безжалостно растаптывал этические нормы и правила приличия, взламывал, как декоративный сундук, "запретные темы", проверяя их на прочность, на выживаемость - если настоящие, если жизнеспособные, то уцелеют, выстоят, наполнятся новой кровью и свежим дыханием. Остальные - ханжеские, наносные, мешающие объективно видеть новую реальность - рассыпятся в пыль, и жалеть о них не стоит, они только мешают Японии двигаться вперед.
Он не мог объяснить никому, а сам просто не задумывался, как ему удается заставлять актеров совершать перед камерой действия, находящиеся буквально "за гранью фола" - раздеваться догола, открывать объективу камеры самые интимные части тела, в прямом смысле слова - заниматься сексом... Он никого не заставлял. Он рассказывал им свое видение сюжета, мотиваций поведения героев, причин и скрытых механизмов происходщих событий, и его энергетика, его агрессия к сути съемочного процесса - "насилие взглядом" - захватывали, покоряли окружавших его людей до такой степени, что далее они всё делали сами: сами раздевались, сами искали наиболее убедительные позы и движения, сами заходили намного дальше того, чего он мог от них ждать...
Так он снимал свою "Империю страсти", взорвавшую сперва страну, а потом и мир, сделавшую его за одни сутки самым скандальным и самым известным японским режиссером последнего десятилетия, так он снимал свои более ранние работы - о студенческих демонстрациях, об отношении к китайцам, о корейских ветеранах второй мировой войны, "приговоренной армии", лицемерно брошенной японским правительством умирать голодной смертью...
Он, Осима Нагиса, бился с лицемерием и ханжеским жеманством, как настоящий самурай.
И исповедуя главный принцип своей режиссерской концепции - насилие взглядом - втягивая в это насилие актеров, зрителей, самого себя, он каждый раз искал главную точку происходящего, которую, в отличии от окружающих, отлично видел - точку подавленного эротизма любого конфликта.
Люди взаимодействуют между собой. Они не могут взаимодействовать, не испытывая друг к другу разных чувств, в том числе физических - тяги, возбуждения, жажды обладания, страсти. Делать вид, что этого не существует - все равно что пытаться заслонить ладонью солнце. Все попытки отрицать этот эротизм, подавлять его - заканчиваются отчаянием, ненавистью, яростью и конечным взрывом, за которым уже больше ничего нет и не может быть.
Ему с самого детства нравилось смотреть на окружающих людей и за тем, как они мучают друг друга и сами себя, пытаясь найти какие-то неправдоподобные объяснения своим переживаниям и чувствам - чувству ненависти, злости, отчаяния, беспокойства, ярости. За всеми этими эмоциональными всплесками он очень точно мог разглядеть тончайшие нити подавленных, отрицаемых людьми плотских желаний, разгоравшихся с крошечной искорки, со слабого огонька до всепоглощающего пожара. Если пожар не замечать, если отказывать ему в праве на существование - рано или поздно он беспощадно спалит все, что его окружает...
Все так просто.
Задача искусства - стать беспощадным зеркалом, и объективно, неумолимо показать корчившемуся в непонимании человечеству, что именно стоит за большинством его трагедий, драм, конфликтов и противоречий.
Подавленный, непризнаваемый эротизм человеческих отношений, жестоко мстящий за наплевательское отношение к себе.
Многих пугал подобный подход, многих - возмущал, но подавляющее большинство зрителей в самый неожиданный для себя момент вдруг находили удивительно точные ответы на свои, очень личные, очень болезненные вопросы. Он не знал, в какой именно момент какого его фильма это происходило, но точно знал - с большей частью своих фанатов и поклонников он говорит на одном языке...
Он был абсолютно уверен в том, что делает.
И тем более было странно, что после стольких лет агрессивного движения вперед, когда за спиной остались и судебные процессы о нарушении закона о нравственности в его работах, и отказы продюсеров браться за новые проекты - снова столкнуться с уже давно забытым ощущением собственной беспомощности, мерзкий вкус которого он успел основательно подзабыть.
Странное ощущение, что он, как настоящий самурай, допустил серьезную ошибку, нарастало.
Когда четыре года назад, в 1978 году, ему в руки попал роман английского писателя Лоренса ван дер Поста "Семя и сеятель", в котором автор рассказывал о своей жизни в японском концлагере, куда он попал на остров Ява в 1942 году, Осима схватился за эту тему обеими руками. Его поразили в книге две вещи - то, что роман был написан в 1951 году, через шесть лет после окончания войны, и то, что автор пытался не осудить, не заклеймить японские зверства: он пытался достаточно объективно, для европейца, конечно, понять, осмыслить жизнь и поведение своих бывших врагов. Что вызвало в Англии волну яростных нападок - Поста упрекали в идеализации японцев и всепрощенческих настроениях.
Прочтя книгу от корки до корки, Осима довольно улыбнулся: он увидел все, что прошло мимо глаз и понимания пусть даже образованного европейца, он увидел всё, что хотел.
Точка подавленного эротизма была обозначена с такой точностью и аккуратностью, что оставалось только удивляться, как автор, британский офицер, смог настолько тонко ее описать, при том, что большинство подводных механизмов происходящего он, все же, не осознал.
Но текст романа захватывал, что говорило о безусловном таланте автора, а отношение самого Поста, бывшего врага, к японцам заслуживало откровенного уважения.
Прочитав роман, Осима уже знал, о чем будет снимать свой новый фильм.
Рассказав о трагедии молодости, о драме вступления юного поколения в циничную, лживую взрослую жизнь, рассказав уже о любви, о страсти между мужчиной и женщиной, он планировал перейти к новой ступени исследования подавленного эротизма.
Он хотел рассказать о страсти между двумя мужчинами, между врагами. И роман Поста предоставлял для этого неограниченные возможности.
За то время, что он готовил начало нового проекта, он пятьсот раз снял фильм в своей голове. Он видел его покадрово, целиком, отрывками, он знал, каким этот фильм должен быть и будет.
Он собрал международную съемочную группу из восьми стран, он за последние полтора года специально выучил английский язык, чтобы объясняться со своими англоязычными актерами, он нашел финансирование и заручился пониманием очень грамотного, профессионального продюсера Джереми Томаса...
На сегодняшний момент его искренне радовали актеры второго плана - Браунинг, Окура, группа молодых австралийцев - и, разумеется, Конти и Бит Такеши.
Этот англичанин, Том - настоящий профессионал. Он просто танком вползает в роль, вгрызается в нее зубами - грамотно, вдумчиво, сказывается большой опыт лондонской сцены. Он выстраивает взаимодействия своего героя со всеми окружающими персонажами точно в соответствии с принципами британской театральной школы, и у Осимы, как у режиссера, нет к Конти никаких вопросов.
Он хотел видеть в своем фильме настоящего полковника Джона Лоуренса - и он его видит.
А Бит Такеши... Осима еще давно, видя по телевизору детские шоу, которые Такеши вел весело и занимательно, думал, что у этого крупного парня с простоватым лицом, под всей его детскостью и внешней наивностью скоплен огромный энергетический шар, который так и хотелось использовать в более жесткой, более реалистичной среде. Такеши его тоже радует. Он оживил образ Хара, отыгрывая малейшие нюансы и штрихи, и Осима получает большое человеческое удовольствие, когда снимает сцены, в которых веселый, полноватый комик Такеши на глазах, в одно мгновение, становится безжалостным сержантом японского концлагеря.
А вот что касается всех остальных...
Остальные - это, разумеется, Дэвид, Дэвид Боуи, британская рок-звезда мирового уровня, согласие которого сниматься в фильме сам Осима расценил, как благословение богов.
И - Рюи-кун.
Рюичи Сакамото.
Японская рок-звезда, музыкант и композитор, прославившийся со своей безумной группой YMO по всей Юго-Восточной Азии, и уже достаточно известный в мире.
И то самое чувство отвратительной беспомощности начинает прожигать лоб именно в тот момент, когда он смотрит на них, говорит с ними, репетирует с ними, снимает их на камеру...
Они беспокоят его, очень беспокоят.
Вот уже сутки его не отпускает давящее чувство, что с этим дуэтом - с его любовной драмой третьего уровня - что-то не так.
Он видел их вчера - наблюдал за ними, скрываясь за стволами деревьев, и еще вчера ему казалось, что процесс, запущенный с его легкой руки по погружению двух талантливых музыкантов мирового масштаба в трагичные, обреченные судьбы их героев идет по плану, так, как должен идти...
Уже какое-то время его уверенность, что ситуация развивается именно так, как должна, поколеблена.
Точнее - с сегодняшнего утра.
Утром была плановая съемка, прибытие пленного майора Сельерса в лагерь, когда его видит полковник Лоуренс. Как обычно, Том Конти был на высоте - генетически присущее ему спокойствие и доброжелательность очень хорошо влияют на членов съемочной группы, а уровень его игры, особенно в те моменты, когда он говорит по-японски, собирает по периметру съемочной площадки всех свободных японских актеров массовки: они готовы, если Тому будет нужно, помогать в работе с японскими фразами Лоуренса.
Но вот Дэвид...
Может быть, жара? Или перенервничал? Или...?
Оправдательных причин всегда можно найти много, и сам он это отлично знает, но последние двадцать пять лет его отличительным качеством, его фирменным "ударом катаной" было умение намного быстрее окружающих разбираться в происходящем вокруг. Это позволяло точнее видеть, глубже понимать, и быстрее выстраивать причинно-следственные связи любого сюжета, с которым он работал.
В том, что случилось утром, он разобрался сразу же.
Дэвид этим утром был... ужасен.
Ужасен в кадре, во всей сцене, ему было некомфортно, неудобно в происходящем, и Конти, со своей обычной мягкой улыбкой попросил у режиссера две минуты перерыва, и, отведя Дэвида к углу съемочного барака о чем-то с ним говорил - тихо, но довольно напряженно.
Осима уже несколько раз сталкивался с горячим нежеланием своего главного героя в той или иной ситуации делать то, что он от Дэвида ждал - светловолосый англичанин, нервно закусив губу, горячо доказывал, что он не понимает и не чувствует переживаний Джека, и поэтому не сможет их изобразить.
Он не может изображать то, что далеко от его собственного восприятия и понимания.
Это пока можно было отнести к мелким рабочим погрешностям, справляться с которыми - и есть задача режиссера. И в первую очередь, режиссера, выбравшего на главные роли двух непрофессиональных актеров, один из которых к тому же - иностранец. Осима это отлично понимал и признавал.
И, признавая это, он коректировал сцены, менял реплики, перестраивал диалоги - чтобы Дэвид мог собраться и прочувствовать материал, который ему нужно было сыграть.
Но до сегодняшнего утра столь откровенного срыва еще не было, обычно они успевали проработать все буксовавшие моменты до начала съемки. А тут Боуи "накрыло" прямо в кадре...
Убрав прямо по ходу съемки две так нервировавшие Дэвида фразы, оценив молчаливую помощь и поддержку Конти, Осима доработал утреннюю сцену и, как он это часто делает, объявил перерыв до следующего утра. Актеры и члены съемочной группы могли отдыхать, восстанавливать силы, репетировать свои куски...
Дэвид не всегда может выполнить актерскую задачу. Когда предлагаемые обстоятельства значительно отличаются от его привычного жизненного опыта - он теряется, теряется настолько, что в принципе не может играть.
С этой мыслью Осима в сопровождении первого помощника режиссера из новой Зеландии ушел со съемочной площадки.
Сама мысль его не пугала - режиссерский опыт, мастерство, профессиональный уровень, разумеется, помогут ему удержать своего главного героя в необходимом равновесии и на необходимой фильму высоте.
Его напрягла следующая мысль, пришедшая вслед за первой.
"Если Дэвид в определенных непривычных для себя условиях не способен выполнять актерскую задачу при съемках любовной драмы второго уровня, которая составляет сюжет снимаемого фильма, то насколько велика вероятность, что нечто подобное может произойти в ходе любовной драмы третьего уровня - между Дэвидом и Рюи-куном, в которую режиссер погружал своих актеров по сантиметру, по шагу, аккуратно и трепетно? Может ли произойти так, что Дэвид не справится с предлагаемыми и абсолютно непривычными ему условиями этого драматического пласта и сорвет задуманный сюжет?"
Ответа на этот вопрос у Осимы пока не было.
- Сенсей... Простите... - перед Осимой стоял Рюичи Сакамото. Он еще не успел снять военную форму, в которой только что отработал сцену, и Осима залюбовался тонкой фигурой парня, стройность которой особо подчеркивал широкий кожаный ремень на талии. - Боюсь, я сегодня недостаточно старался... Простите...
Молодой актер откровенно переживал, хотя вот им Осима сегодня был вполне доволен. Он улыбнулся:
- Не надо переживать, Рюи-кун... Ты хорошо поработал... Молодец...
Красивые, выразительные глаза парня цвета черной черешни сверкнули радостью и смущением.
- Я хочу тебя попросить, Рюи-кун... Что касается завтрашней съемки... - Осима внимательно рассматривал стоявшего перед ним молодого человека, словно видел его впервые. Или пытался найти в нем какие-то новые, еще невидимые глазу черты. - Завтра ты работаешь с Томом... Снимаем ваш разговор о восстании тридцать шестого года...
- Да... - актер с готовностью подался навстречу, внимательно слушал режиссера.
- Твой капитан... Для него эти воспоминания очень тяжелы... Очень... - Осима смотрел уже сквозь Сакамото, во что-то, видимое только ему одному. Квадратные стекла очков неожиданно сверкнули, отражая солнце - как удар молнии. Или катаны. - Они тяжелы для тебя, Рюи-кун, и я хочу знать - почему... Я хочу знать, кого ты предал... Почему предал... Мог ли ты поступить иначе... И, если мог - почему не сделал этого...
- Сенсей... - у Сакамото, который, как губка, впитывал каждое слово режиссера, растерянно дрогнули губы. - Сенсей... Я - предал?...
- Да, ты... - Осима смотрел на парня с сочувствием, но задача уже прозвучала, оставалось обозначить временные рамки. - И сегодня вечером я хочу услышать - кого и почему... Какие отношения вас связывали... Ты должен мне всё рассказать... А сейчас иди, вспоминай... Иди...
Он на мгновение положил руку на плечо Рюи-куна - и легонько подтолкнул того в сторону съемочного лагеря.
Сейчас ему нужно было побыть одному - всё происходящее следовало тщательно обдумать.
Он видел, как молодой актер, с готовностью кивнув головой, развернулся и торопливо побежал к лагерю, как, стараясь делать это незаметно, оглядывался по сторонам...
"Ищет. Ищет Дэвида... Посмотрим, что будет сегодня вечером и завтра".
Осима уже не был так уверен, что задуманная им любовная драма третьего уровня закончится благополучно - так, как он планировал, начиная ее еще в Токио, до съемок.
Он уже понимал, что ситуация сложнее и опаснее.
До вечера у него было время, чтобы решить, что делать дальше
.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 11.07 - в комментариях, стр. 1.
@темы: Дэвид Боуи - фото, Рюичи Сакамото - фото, Фанфики - MCML
Отдельное - за оперирование "информацией фактов", за отсылки к "прошло всего лишь 40 лет", за обучение языку Конти, за остров и проч. И - за уровни. Хорошая идея.
P.S. что Вигго Мортенсен ака Арагорн делает в фотографиях?
P.P.S. А можно будет потом что-нибудь про то, как музыку к фильму писали?))
Чудесное начало, просто офигительное, прямо раскадровкой все перед глазами стоит!
Блин, я не могу дождаться продолжения, хочу про них двоих дальше, умираю, как хочу!
Ну, во первых, прекрасно передана атмосфера, дух, сам воздух, в котором так и висит напряжение от противостояния восток-запад, и который был так нужен режиссеру для достоверности. Такое впечатление, что вы сами были там, на этом острове с ними, когда читаешь , будто смотришь фильм о фильме. Удивительно, как подробно обстоятельно, обоснованно, подетально дан фон.
И какие лица на этом фоне, начиная от старика-японца, вот уж действительно, страшно с ним рядом стоять, особенно после подсчета, что ему сорок лет назад было всего 30, и он умеет так рубить головы, жутковато, правда, очень понятны мысли Томаса. Очень хороша пара Браунинг и Окура, их не побоюсь этого слова, дружба, без знания языка — бананы и анекдоты , рассказанные на пальцах, и даже неважно, так это было на самом деле или нет, в вашем тексте эти отношения прекрасны. Конти со своим японским, Конти в общении с японцами, Конти утонувший в Лоуренсе, хитрый и гениальный Осима, загоняющий актеров в почти реальную войну, ради достоверности фильма , и разумеется Боуи, Боуи изнутри — все очень убедительно и ярко показано. И самое приятное, это ожидание главного героя — все ждешь, когда появится Сакамото, а его нет, он только через Боуи дан, это такое приятное ожидание, немножко тревожное, потому что сам Дэвид недоволен, и кажется уже влюблен. И мне показалось, что в сцене их знакомства, показанной глазами Боуи, вы перевернули сцену в суде, там капитан смотрел на Джека,а здесь, наоборот , Боуи взглянул в глаза Сакамото, и увидел "черный бархат")))
Словом задел мощный, надо продолжать, уже сейчас видно, что получится чудная вещь. И, да, совсем неважно как было на самом деле, потому что этого никто знать не может, а вы пишите так, как умеете, а вы умеете, это точно. Фотографии чудесные, за них спасибо отдельно.
Ладно, читаю дальше. Спасибо, что вернулись в эту тему,Namorada!
Для автора
В целом ваше объяснение основательное.
Но приходит еще в голову, что Де Йонга мучил позор перед другими заключенными. Вспомним, как Хару просит заступиться за него (Де Й.) Лоренс. Как раздаются шутки в адрес Лоренса, когда он перебирается в лазарет ("И вы из этих?") и предложение одолжить ему боксерские перчатки. И как Ёнои приказывает на казни жертве выйти вперед. И этот общий ужас, да. Тонкая натура Де Йонг, вздрагивал от криков Ёнои... Очень по-японски это, не по-европейски. Все правильно, Осима нам создает атмосферу "запретной" любви всеми мыслимыми и немыслимыми способами )))
Я буду долго подбирать слова и все равно не найду нужных. Поэтому очень осторожно и совсем не требовательно попрошу- пиши.
Очень соскучилась по Вашему творчеству и рада была снова Вас читать.
Это радует!)))
*не забывайте, заглядывайте! Спасибо за новую инфу по фильмам!
Namorada, я сегодня тихо ненавидела все, что оттягивало возможность зайти в ваш дневник и начать читать: работу, уборку, даже репетицию.
Спасибо вам, спасибо вселенского масштаба!
Тут очень давно не было обновления, но я лелею надежду, что оно все же будет...
Это настолько близко к моим ощущениям от фильма, что, кажется, каким-то его логичным продолжением. Атмосфера, слова, жесты, эмоции - все настолько бережно и соответствующе ауре, созданной в кадре, что у меня мурашки бегут. И безумно хочется вернуться, тут же, в начало текста и читать, проговаривая про себя, продумывая...
Ему чуть за семьдесят... А события фильма происходили ровно сорок лет назад...И было ему тогда... Да, чуть за тридцать...
А я об этом даже не подумала... что это не махровая история, это происходило, считай, "вчера", люди не склонны так быстро забывать, тем более врагов. И от этого стало еще немного не по себе. Вообще ведь в фильме жестокость скорее психологическая, да, там бьют людей палками, там делают сэппуку и измученные отощавшие военнопленные в бараке, но давит именно ощущение плена, безнадежной обреченности. Господи, как же эо надо было снять!
А как вы написали про Боуи и Сакамото! У меня поразительно бедный словарный запас, я не знаю, как описать свои эмоции... Это настолько в точку... Как капитан смотрел на майора в кадре, одни глаза говорили обо всем, что в вашу историю невозможно не поверить.
Namorada, у вас тут столько фактов, про график съемок, про приезд Боуи, про актеров, про отношения... А насколько это все достоверно? Частично, все правда или все вымысел (ну кроме места съемок, действующих лиц и сценария)?
Я еще раз 20 перечитаю и пообстоятельнее напишу.
Простите, кажется, я больше про фильм написала, чем про фанфик(((
Предлагаю организовать на двоих кампанию по вежливому пинанию автора к созданию продолжения
а там подтянется артиллерия и мы одержим))) обязательно)))
И там все очень неоднозначно))))))
Tera_Alva, огромное спасибо!! Думала, что уж вот эта тема давно никому не нужна, правда...
Но, раз ты добралась до фильма, так прониклась, и мой дорогой Джек тоже тут, и вас целых двое...))))))
Ну что, пинайте!!!))) Глядишь, и потянем дальше))))
Терик, теперь о фактах: их, скажем так, очень много))) Имена - все реальные. Место - фактическое. Помощник оператора - факт, именно так все и было, это рассказывал сам Джереми Томас. И он тоже только тогда осознал, что прошло лишь 40 лет, и этот старик однозначно воевал с англичанами.
Том Конти реально переживал и боялся лететь, не зная Осиму. Ему, действительно, брали учителя японского из Вашингтона, с которым он гулял по берегу. Том работал как зверь и жутко приставал к японцам, улучшая свое произношение / они за это его очень уважали...)))))
Австралийская команда - такая и была; график Дэвида - соблюден полностью (съемки в Голоде, как они шли, отпуск на острове, приезд группы) Что там еще?... Языковой барьер - да, играл значимую роль. Самолет из столицы прилетал раз в неделю, материал Осима не отсматривал, увидел его только на монтаже, в Токио, после съемок... Что еще?... Осима поменял Редфорда на Боуи в одну секунду, было. Дэвид ждал два года, факт... Кажется, всё)))) соответственно, остальное - вымысел))))
Спрашивай, если я что забыла назвать))))
И. конечно же, здорово следить за главными героями, как они нервничают и пытаются нащупать дорогу к роли и друг другу.
С удовольствием читаю и жду продолжения... надеюсь, не через пару лет.
Я рада, что тебе интересно)) Да я рада, что это вообще кто-то прочел!)))
(Но... Ты понимаешь, 13 год много поменял в жизни, тут уже... Стараемся!!)
А на самом деле - ты даже НЕ представляешь, что их всех ждет!))) Вот это я тебе могу обещать железно!!!)))
Я уже боюсь!
И не писалось ровно до тех пор, пока не "озарило")))))))))