Ну вот, это случилось...))) "Не вынесла душа поэта" - и из трогательного, чудесного сериала "из жизни привидений" получилось аж вот что!...
Да простят меня Рен с Рёмочкой за то, что я сотворила с их героями!)))

"Автор был не в себе, сидел на пальме, пел хором..."(с)
И боюсь, что этот - не последний... Много их там... мальчиков...
))))
*эпиграф - с матом, поэтому - под кат)))
*
Название: "НЕ ЗАБУДЬ ПОКОРМИТЬ КОШКУ..."
Автор: Namorada
Фэндом: Tokyo Ghost Trip ("Токийское призрачное путешествие")
Пейринг: Инуи Соува/Исузу
Рейтинг: R
Жанр: ООС, стеб, слэш
Статус: закончен
Размер: драббл
Предупреждение: немного сдвинуты возрастные параметры, а так - все хорошо)))
эпиграф
Как определить уке и семе:
− Да иди ты в жопу! (намекнет приглашающий уке)
− Да пошел ты на хуй! (скажет хитрый семе)
*****
- Исузу-кун, ты покормил кошку?!...
В семейке Инуи все и всегда постоянно хотят мяса...
Мясо - символ благополучия, достатка, успешности, не зря проживаемой жизни, возможности не протянуть ноги от нарастающей изо дня в день потери сил и, как результат - возможности не сдохнуть с голоду. Поэтому - как любой символ благополучия - мясо в доме семейки Инуи бывает раз в год, по страшной случайности, после всегалактической портовой драки с каким-нибудь оголодавшим духом-извращенцем или очередной неудачной попытки похоронить в слезах и рыданиях кого-нибудь из своих, то ли машиной давленного, то ли насмерть закусанного все тем же малоадекватным духом с извращенными наклонностями. Похоронить не удается, свои - что закусанные, что давленные - обычно, выживают, агрессивный психопат из потустороннего мира , словив люлей, ко всеобщему восторгу развеивается в черную пыль, напоминающую ведро просыпанного порошка для ксерокса, и все катится по привычной траектории - всем опять до слез и тихих ночных истерик в подушку хочется мяса...
читать дальшеА, поскольку мяса нет - есть тофу, есть набившие оскомину фрукты, есть надоевшие до тошноты овощи в приправе, есть сама приправа, в случае, когда нет овощей - поэтому все шестеро молодых лбов, вольготно проживающих на втором этаже маленького обычного токийского домика с обязательным кафе на первом этаже, в квартире трех братцев Инуи, круглосуточно и страшно хотят жрать! Люди ли они, медиумы ли, живые призраки - жрать хотят все, мясо снится им в эротических фантазиях, они то и дело обнюхивают друг друга, не пахнет ли позорно съеденным в тайне от остальных, в одиночку, безумно вкусным мясом... Мясом не пахнет, что расстраивает даже больше, чем, если бы пахло, это был бы хоть какой-то признак, что оно, мясо, существует - и в ход идут другие подручные средства.
Два братца Инуи, два напарника-"переговорщика" с потусторонним миром духов, способных при необходимости и в зубы навтыкать - красавцы Сетсу и Соува - в страшной тайне друг от друга копят на мясо каждую йену. Соува даже завел специальную корову-копилку, на боку которой торжественно красуется надпись "Мясной фонд", и, то и дело, недовольно ворча себе под нос, трясет бедное парнокопытное, издающее тягостное мычание, потому что у пустых копилок тоже есть комплексы, а деньги на мясо не желают скапливаться принципиально. Старший братец Инуи - Кай - фыркает, пряча усмешку в рыжих, яростно крашенных волосах, во всю пользуется своим возрастным превосходством и тем, что, смотавшись из дома, несколько лет шлялся по Европе, изучил католичество, и теперь может не только устраивать спарринги с извращенскими видениями, то и дело тянущими дымные ручонки к его симпатичным младшим братикам, но и носить рясу священника и почитывать библию. Это, однако, не мешает ему суровой рукой направлять неразумный молодняк на выполнение заказов горожан, очумевших от возможности пообщаться с призраками близких и дальних родственников и друзей, а в случае необходимости - безжалостно засаживать тяжелым веером по башке то Сетсу, то Соуве, поскольку мальчишки молодые, ленивые, работать иногда не хотят, и в такие минуты христианского милосердия в Кае - ни на грош.
Милосерден он к сирым и убогим, плачущим на пороге квартиры братцев Инуи, взывающим о помощи и не имеющим денег.
И получаемых с приходящих бедолаг монеток с трудом хватает на овощи, тофу и подливу, не хвататет на ежемесячную аренду, что вынуждает всех проживающих в квартире братцев Инуи регулярно устраивать марафонские забеги от сборщика налогов, позволяющие поддерживать себя в отличной спортивной форме. Все шестеро - тонкие, звонкие, худые и прекрасные.
Поэтому, помимо голоса крови, умения общаться с духами, умения быть преданными друг другу до последнего вздоха, и периодического ветра в голове, всех трех братцев Инуи, как и примкнувших к ним дальних родственников семейки Инуи - Рюи и Комьо , тоже замеченных в нездоровом интересе к жизни потусторонних сил - объединяет нечеловеческая страсть к мясу.
Круглосуточно и страшно жрать - хотят все!
А Исузу-кун - единственный проживающий в квартире не родственник семейки Инуи - круглосуточно и страшно хочет Соуву-сана!
До слез и тихих ночных истерик в подушку.
- Исузу-кун, ты собираешься кормить кошку?!...
- Да, Соува-сан!... Конечно!...
Тито - кошка, которую обожает Соува-сан. Разумеется, Тито обожают все, проживающие в доме, но именно Соува носится с ее мисками, подстилками, пакетами с кормом и желанием погладить по полосатой спинке. До появления в этом самом доме самого бесполезного - не способного общаться с духами, не способного самому себя защитить, не способного понять, насколько быстро и безжалостно он подорвал душевное спокойствие и психическое равновесие Соувы одним своим появлением - жильца, Исузу-куна, Соува занимался этим в одиночку. Теперь они занимаются этим - трепетной заботой о благополучии и процветании Тито - вдвоем, и когда Соува видит , как Исузу-кун, наклонившись над кошачьей миской и оттопырив маленькую, упругую, обтянутую белыми узкими брючками задницу, заботливо насыпает Тито ее стандартный дневной рацион питания, он забывает, куда шел, откуда шел, по какому поводу шел. Он забывает даже о том, что круглосуточно и страшно хочет мяса.
В этот момент он страшно, до трясучки, хочет Исузу-куна, всего - с его белыми брючками, голубой рубашкой, дурацкой белой жилеточкой, и выражением восторга в дурацких глазах, когда в поле зрения этих глаз вдруг попадает он, Соува-сан. И, чтобы не наворотить беды, чтобы не напугать бедную, милую Тито, Соува разворачивается и с недовольной гримасой на лице выходит из комнаты - потому что обтянутая белыми узкими брючками задница Исузу-куна становится в эту минуту единственным интересующим его в этом мире явлением.
С момента своего появления в обозримом пространстве Исузу-кун вызывал в душе Инуи Соувы самые разнообразные и многочисленные желания. Самым первым было желание спасти этого придурка - когда Исузу-кун, радостно разглядывая хрен знает каким боком закатившуюся на проезжую часть монетку, стоял, скрюченный в три погибели с идиотской улыбкой на лице, ровно на пути летевшего на него с дикой скоростью микроавтобуса. Соува успел дернуться, схватить за шиворот, рвануть назад - и потом стоял, проклиная себя и свою кретинскую манеру совать нос во все дыры, а у его ног сидел на асфальте и, затаив дыхание, цепенел от восхищения, разглядывая Соуву, дурацкий Исузу-кун.
Тогда Соува первый раз бросил его к своим ногам.
Потом он делал это не единожды - намного, намного чаще, чем могло прийти в глупую кошачью голову Тито.
Потом он хотел прибить Исузу-куна, когда тот немыслимым образом оказался на пороге квартиры братцев Инуи. Желание Исузу-куна пообщаться с духом умершего отца ни понимания, ни интереса у Соувы не вызвало - его страшно интересовала тонкая, худая шея над воротником голубой рубашки, чинно сложенные на коленочках ладошки и - вопрос, куда бы сплавить братцев Кая и Сетсу, чтобы пообщаться с этим дурацким парнем наедине.
Братец Сетсу дурику в его просьбе отказал, дурик заливался горючими слезами - почему это благостно почивший глава семьи не желает с ним общаться? - а Соува, за каким-то дьяволом полезший выслушивать и утешать, хотел свернуть придурку башку, потому что достал своим нытьем, а еще - ну, нельзя быть таким милым!
- Исузу-кун! Кошка сегодня будет есть?!... Или так и умрет голодной?...
Далее, все, чем занимался Соува - стоял на страже, защищал и оберегал. Ловил в объятия при падении с лестницы. Отбивал от двух гопников-уродов, под ноги которым дурацкий Исузу-кун на глазах Соувы выкатился с золотой свистулькой, подаренной ему успопшим главой семьи, в руках. Соува с яростью вколачивал по очереди в жирные тела мысль, что ни узкие брючки, ни белая идиотская жилеточка не дают никому права протягивать лапы к дурацкому Исузу-куну, потому что - и в этом он не признался бы ни одной живой душе! - планировал сделать это сам, а именно - протянуть руки в направлении белых узких брючек, и совсем не так, как это пытались продемонстрировать с позором битые уличные бандиты.
По-другому собирался это сделать Инуи Соува.
А когда он посмотрел в глаза метнувшегося к нему, исстрадавшегося от неумения драться, а, значит, помочь, Исузу-куна, когда услышал его дрожащий голос - "Простите, Соува-сан! С вами все в порядке?" - то понял, что только что еще раз бросил чуть не плачущего дурика к своим ногам.
Уже второй раз - и всего-то за несколько часов знакомства.
С того раза мысль - сделать это в третий раз, так, как ему самому хотелось - стала будоражащей и непроходящей.
То, что с ним не все было в порядке, Соува понял много позже, после того, как в порыве охватившего его безумия, поклялся духу отца Исузу-куна смотреть за хныущим дуриком в узких белых брючках, а при необходимости - даже лично защитить его. И какая вирусная муха его укусила в голову в тот момент, он не знал, но при последующей попытке отказаться от своих слов, он был освистан и пристыжен и Каем, и Сетсу, и в результате - дурацкий Исузу-кун, в своих узких белых брючках, с восторженными, пожирающими Соуву глазами, оказавшийся к тому же еще и живым духом, остался жить в квартире братцев Инуи, как член семьи, как друг. Живому духу, Исузу-куну, все еще грозила опасность, и было бы странно, если бы не грозила - с его-то врожденным умением нарываться на неприятности, к которому добавлялись и мутные разборки с потусторонним миром, куда сам Соува категорически не собирался отпускать восторженного хлюпика в белых брючках! - а Соува просто дышать не мог спокойно при мысли, что без его контроля что-то случится. Эта мысль выжигала все остальные, как напалмом. Даже мысль о том, как хочется мяса.
Инуи Соува ненавидел все, что мешало ему думать о мясе.
Вот поэтому дурацкий Исузу-кун жил здесь и старательно заботился о Тито - любимой кошке Соувы-сана.
- Исузу-кун!... Ты когда-нибудь покормишь кошку?!...
- Да! Конечно!... Соува-сан... Все ушли...
- Ты уверен?...
- Да!...
- Наконец-то...
Он, не спеша, подходит к худенькому, почти тощему мальчишке в узких белых брючках и смешной белой жилеточке поверх голубой рубашки. Мальчишка смотрит на него восторженным взглядом, в котором с самого дна, из глубины нутра, начинает подниматься темное, душное марево, заставляющее сердце биться в ускоряющемся барабанном ритме, а время вдруг теряет свой привычный ход и почему-то начинает течь странно перпендикулярно самому себе.
Ладони Соувы неторопливо, подозрительно равнодушно опускаются на обтянутые голубой тканью, тощие, острые плечи. Пальцы внимательно ощупывают выступающие косточки, проходят по тонкой шее, плавно перемещаются на позвоночник, поглаживая его сквозь белую плотную безрукавку. Лицо Исузу непроницаемо - он неотрывно всматривается в глаза Соувы, словно в компас, единственный, что способен подсказать нужный курс - только рваное, прерывистое дыхание становится чуть громче. Ему на плечи снова ложатся две сильные ладони - и неожиданно резко давят вниз, к полу.
Он знает, что это значит: Соува-сан хочет видеть его на полу, у своих ног.
Наверное, больше, чем Соува-сан, этого хочет он сам, Исузу.
Колени подгибаются, он плавно опускается на пол, руки Соувы держат его за плечи, подсказывая, помогая принять нужное положение. Он утыкается лицом в пряжку белого потертого ремня, металлический привкус которой уже так хорошо знаком. Если сильно прижаться телом, грудью, к стройным ногам Соувы, то, сквозь ткань, можно ощутить все модные дыры и прорехи на фирменных джинсах, за которыми - кожа, кожа, кожа...
- Подними руки... - тихо, почти просяще.
Он поднимает обе руки вверх, пальцы чуть сжимаются в кулаки. Руки склонившегося Соувы пробегают по ребрам вниз и вверх, словно наигрывая никому не слышную мелодию. Потом - решительно тянут с него вверх белую безрукавку. Ткань взмывает по поднятым рукам - и летит на стоящий в нескольких шагах стол. Через несколько секнд туда же летит голубая рубашка. Соува всегда раздевает его только так - стоящего на коленях у его ног, оцепенело ждущего прикосновений длинных, решительных, беспощадных пальцев.
По его обнаженной шее, по спине, обманчиво-ласково ощупывая, скользят ладони, вызывая дрожь и дорожку мурашек, пробегающих по лопаткам. Внезапно пальцы одной руки с силой вплетаются в волосы на затылке - и резко дергают вперед. Он утыкается лицом, щекой в белый, потертый ремень, ощущая губами металлический вкус пряжки, шершавую джинсовую ткань, под которой яростно пульсирует желание видеть его распростертым на полу, а другая рука продолжает ласкать ему спину, пробегая пальцами по позвоночнику, обессиливая, отнимая хоть какую-то возможность сопротивляться.
Если бы хоть один раз ему в голову пришла такая дичайшая мысль - сопротивляться.
Ради того, что сейчас будет, он готов простоять вот так, на коленях, год. Или дольше.
От стоящей под подоконником на полу миски, наполненной кормом, на них неодобрительно косится кошка.
Он поднимает голову - и смотрит в гипнотические, мерцающе-черные глаза над собой. Потом осторожно дотрагивается до белого ремня и, не отводя глаз от лица Соувы, расстегивает пряжку. Не встречая запрета и противодействия - мягко тянет вниз джинсовую ткань. Безумно, до трясущихся рук, хочется успеть - успеть дотронуться до неожиданно такой бархатной, смуглой кожи на бедрах, до открывающейся из-под белья каменеющей плоти, терпкий, мускусный вкус которой после первого раза тут, в комнате, на полу, преследовал его сутками и сводил с ума, пока не настал второй раз. А потом - третий. И четвертый.
Далее - везде.
Он жадно пытается вобрать губами обнажающуюся под его руками бархатистую кожу, но его запястья внезапно перехвачены сильными ладонями, толчок в грудь - и он, опрокидываясь на спину, летит на пол. Да, всё верно - сегодня не так много времени. К сожалению.
Он нетерпеливо ерзает спиной по полу, задыхаясь, приподнимая бедра, нащупывая "молнию" узких белых брюк, но его руки опять перехватывают. Соува-сан всегда раздевает его только сам, как бы мало времени ни было. Он рывком расстегивает "молнию", с силой дернув ткань с бедер, стягивает с ног Исузу узкие брючины, лицо Соувы непроницаемо, кажется, что он лениво дремлет и совершенно не интересуется происходящим - лежащим перед ним на полу с разведенными коленями обнаженным, возбужденным тощим парнем, своими собственными дрожащими от желания руками. Только взгляд черных, напряженно прищуренных глаз, выдает тот факт, что ему самому уже не хватает воздуха от зашкаливающей необходимости оказаться сию же секунду в этом таком покорном, таком возбуждающим теле.
Но даже сейчас, когда времени крайне мало, а желание взять этого мальчишку вот так, сразу, без всякой возни, взрывает мозг, Соува не изменяет себе.
Он дергает Исузу за плечи, вынуждая того сесть, и яростно целует подставляющуюся худую шею, торчащие ключицы, плечи, поднимается быстрыми, колкими поцелуями к подбородку и нащупывает вздрагивающие от переживаний губы. Впивается в них. Надолго. Он прикусывает кожу на шее, оставляет след своих зубов и горячую влажность языка на тощих плечах, на груди парня, судорожно хватающегося за его плечи. Последнее, что он желает себе позволить - чуть прикусывая зубами, целовать беспомощно вздрагивающий живот, внутреннюю поверхность бедер, проводя жадным горячим языком от промежности до колен, вызывая так любимый им отчаянно-жалобный стон - "Соува-сан!... Соува-сан!... Пожалуйста!... Хочу..."
Джинсы у Соувы приспущены до середины бедер, свою черную майку он в такие мгновения не снимает никогда.
Всё. Больше ждать не может никто.
Соува не может настолько, что уже наполовину умер, хоть и медиум.
Руки под колени, рывком на себя и - вбиваться, вколачиваться в жаркое, горячее, сумасшедше узкое тело, снова и снова, как в первый раз, утопая в жалобно-благодарных всхлипах и стонах, в рваном, сдвоенном дыхании, в заходящемся, сдвоенном в одно общее, сердце, лаская и помогая, заходясь и ведя за собой, беря и заполняя - до искрящихся мириад звезд, до иной вселенной, до взрыва...
Взрыв!
Еще есть несколько минут, несколько бесценных минут - чтобы прижаться губами, запустить пальцы в повлажневшие волосы, воровато, надеясь, что не заметит, слизнуть последние слезы восторга и невозможности выдержать счастье с чуть подрагивающих от пережитого потрясения, таких густых, прекрасных ресниц.
Но пусть скажет. Пусть обязательно скажет.
- Люблю вас... Соува-сан...
Вот теперь можно жить дальше. И снова думать про мясо.
- Мяу!...
Возмущенная происходящим кошка, с этическими нормами которой просто не считаются, абсолютно не желает понимать очевидное.
Исузу-куну - двадцать три года.
Соува-сану - двадцать пять.
А в квартире живут еще четверо молодых, здоровых парней.
И кому угодно будет наплевать на кошку, даже если это сама Тито, когда есть час свободного времени и пустой дом.
И - любимый.
Но за то, что ей приходится то и дело наблюдать, кошку будут всегда кормить вовремя.
- Исузу-кун, ты покормил кошку?!...
- Конечно, Соува-сан!...
*****


Да простят меня Рен с Рёмочкой за то, что я сотворила с их героями!)))


"Автор был не в себе, сидел на пальме, пел хором..."(с)

И боюсь, что этот - не последний... Много их там... мальчиков...

*эпиграф - с матом, поэтому - под кат)))

Название: "НЕ ЗАБУДЬ ПОКОРМИТЬ КОШКУ..."
Автор: Namorada
Фэндом: Tokyo Ghost Trip ("Токийское призрачное путешествие")
Пейринг: Инуи Соува/Исузу
Рейтинг: R
Жанр: ООС, стеб, слэш
Статус: закончен
Размер: драббл
Предупреждение: немного сдвинуты возрастные параметры, а так - все хорошо)))

эпиграф
Как определить уке и семе:
− Да иди ты в жопу! (намекнет приглашающий уке)
− Да пошел ты на хуй! (скажет хитрый семе)
*****
- Исузу-кун, ты покормил кошку?!...
В семейке Инуи все и всегда постоянно хотят мяса...
Мясо - символ благополучия, достатка, успешности, не зря проживаемой жизни, возможности не протянуть ноги от нарастающей изо дня в день потери сил и, как результат - возможности не сдохнуть с голоду. Поэтому - как любой символ благополучия - мясо в доме семейки Инуи бывает раз в год, по страшной случайности, после всегалактической портовой драки с каким-нибудь оголодавшим духом-извращенцем или очередной неудачной попытки похоронить в слезах и рыданиях кого-нибудь из своих, то ли машиной давленного, то ли насмерть закусанного все тем же малоадекватным духом с извращенными наклонностями. Похоронить не удается, свои - что закусанные, что давленные - обычно, выживают, агрессивный психопат из потустороннего мира , словив люлей, ко всеобщему восторгу развеивается в черную пыль, напоминающую ведро просыпанного порошка для ксерокса, и все катится по привычной траектории - всем опять до слез и тихих ночных истерик в подушку хочется мяса...
читать дальшеА, поскольку мяса нет - есть тофу, есть набившие оскомину фрукты, есть надоевшие до тошноты овощи в приправе, есть сама приправа, в случае, когда нет овощей - поэтому все шестеро молодых лбов, вольготно проживающих на втором этаже маленького обычного токийского домика с обязательным кафе на первом этаже, в квартире трех братцев Инуи, круглосуточно и страшно хотят жрать! Люди ли они, медиумы ли, живые призраки - жрать хотят все, мясо снится им в эротических фантазиях, они то и дело обнюхивают друг друга, не пахнет ли позорно съеденным в тайне от остальных, в одиночку, безумно вкусным мясом... Мясом не пахнет, что расстраивает даже больше, чем, если бы пахло, это был бы хоть какой-то признак, что оно, мясо, существует - и в ход идут другие подручные средства.
Два братца Инуи, два напарника-"переговорщика" с потусторонним миром духов, способных при необходимости и в зубы навтыкать - красавцы Сетсу и Соува - в страшной тайне друг от друга копят на мясо каждую йену. Соува даже завел специальную корову-копилку, на боку которой торжественно красуется надпись "Мясной фонд", и, то и дело, недовольно ворча себе под нос, трясет бедное парнокопытное, издающее тягостное мычание, потому что у пустых копилок тоже есть комплексы, а деньги на мясо не желают скапливаться принципиально. Старший братец Инуи - Кай - фыркает, пряча усмешку в рыжих, яростно крашенных волосах, во всю пользуется своим возрастным превосходством и тем, что, смотавшись из дома, несколько лет шлялся по Европе, изучил католичество, и теперь может не только устраивать спарринги с извращенскими видениями, то и дело тянущими дымные ручонки к его симпатичным младшим братикам, но и носить рясу священника и почитывать библию. Это, однако, не мешает ему суровой рукой направлять неразумный молодняк на выполнение заказов горожан, очумевших от возможности пообщаться с призраками близких и дальних родственников и друзей, а в случае необходимости - безжалостно засаживать тяжелым веером по башке то Сетсу, то Соуве, поскольку мальчишки молодые, ленивые, работать иногда не хотят, и в такие минуты христианского милосердия в Кае - ни на грош.
Милосерден он к сирым и убогим, плачущим на пороге квартиры братцев Инуи, взывающим о помощи и не имеющим денег.
И получаемых с приходящих бедолаг монеток с трудом хватает на овощи, тофу и подливу, не хвататет на ежемесячную аренду, что вынуждает всех проживающих в квартире братцев Инуи регулярно устраивать марафонские забеги от сборщика налогов, позволяющие поддерживать себя в отличной спортивной форме. Все шестеро - тонкие, звонкие, худые и прекрасные.
Поэтому, помимо голоса крови, умения общаться с духами, умения быть преданными друг другу до последнего вздоха, и периодического ветра в голове, всех трех братцев Инуи, как и примкнувших к ним дальних родственников семейки Инуи - Рюи и Комьо , тоже замеченных в нездоровом интересе к жизни потусторонних сил - объединяет нечеловеческая страсть к мясу.
Круглосуточно и страшно жрать - хотят все!
А Исузу-кун - единственный проживающий в квартире не родственник семейки Инуи - круглосуточно и страшно хочет Соуву-сана!
До слез и тихих ночных истерик в подушку.
- Исузу-кун, ты собираешься кормить кошку?!...
- Да, Соува-сан!... Конечно!...
Тито - кошка, которую обожает Соува-сан. Разумеется, Тито обожают все, проживающие в доме, но именно Соува носится с ее мисками, подстилками, пакетами с кормом и желанием погладить по полосатой спинке. До появления в этом самом доме самого бесполезного - не способного общаться с духами, не способного самому себя защитить, не способного понять, насколько быстро и безжалостно он подорвал душевное спокойствие и психическое равновесие Соувы одним своим появлением - жильца, Исузу-куна, Соува занимался этим в одиночку. Теперь они занимаются этим - трепетной заботой о благополучии и процветании Тито - вдвоем, и когда Соува видит , как Исузу-кун, наклонившись над кошачьей миской и оттопырив маленькую, упругую, обтянутую белыми узкими брючками задницу, заботливо насыпает Тито ее стандартный дневной рацион питания, он забывает, куда шел, откуда шел, по какому поводу шел. Он забывает даже о том, что круглосуточно и страшно хочет мяса.
В этот момент он страшно, до трясучки, хочет Исузу-куна, всего - с его белыми брючками, голубой рубашкой, дурацкой белой жилеточкой, и выражением восторга в дурацких глазах, когда в поле зрения этих глаз вдруг попадает он, Соува-сан. И, чтобы не наворотить беды, чтобы не напугать бедную, милую Тито, Соува разворачивается и с недовольной гримасой на лице выходит из комнаты - потому что обтянутая белыми узкими брючками задница Исузу-куна становится в эту минуту единственным интересующим его в этом мире явлением.
С момента своего появления в обозримом пространстве Исузу-кун вызывал в душе Инуи Соувы самые разнообразные и многочисленные желания. Самым первым было желание спасти этого придурка - когда Исузу-кун, радостно разглядывая хрен знает каким боком закатившуюся на проезжую часть монетку, стоял, скрюченный в три погибели с идиотской улыбкой на лице, ровно на пути летевшего на него с дикой скоростью микроавтобуса. Соува успел дернуться, схватить за шиворот, рвануть назад - и потом стоял, проклиная себя и свою кретинскую манеру совать нос во все дыры, а у его ног сидел на асфальте и, затаив дыхание, цепенел от восхищения, разглядывая Соуву, дурацкий Исузу-кун.
Тогда Соува первый раз бросил его к своим ногам.
Потом он делал это не единожды - намного, намного чаще, чем могло прийти в глупую кошачью голову Тито.
Потом он хотел прибить Исузу-куна, когда тот немыслимым образом оказался на пороге квартиры братцев Инуи. Желание Исузу-куна пообщаться с духом умершего отца ни понимания, ни интереса у Соувы не вызвало - его страшно интересовала тонкая, худая шея над воротником голубой рубашки, чинно сложенные на коленочках ладошки и - вопрос, куда бы сплавить братцев Кая и Сетсу, чтобы пообщаться с этим дурацким парнем наедине.
Братец Сетсу дурику в его просьбе отказал, дурик заливался горючими слезами - почему это благостно почивший глава семьи не желает с ним общаться? - а Соува, за каким-то дьяволом полезший выслушивать и утешать, хотел свернуть придурку башку, потому что достал своим нытьем, а еще - ну, нельзя быть таким милым!
- Исузу-кун! Кошка сегодня будет есть?!... Или так и умрет голодной?...
Далее, все, чем занимался Соува - стоял на страже, защищал и оберегал. Ловил в объятия при падении с лестницы. Отбивал от двух гопников-уродов, под ноги которым дурацкий Исузу-кун на глазах Соувы выкатился с золотой свистулькой, подаренной ему успопшим главой семьи, в руках. Соува с яростью вколачивал по очереди в жирные тела мысль, что ни узкие брючки, ни белая идиотская жилеточка не дают никому права протягивать лапы к дурацкому Исузу-куну, потому что - и в этом он не признался бы ни одной живой душе! - планировал сделать это сам, а именно - протянуть руки в направлении белых узких брючек, и совсем не так, как это пытались продемонстрировать с позором битые уличные бандиты.
По-другому собирался это сделать Инуи Соува.
А когда он посмотрел в глаза метнувшегося к нему, исстрадавшегося от неумения драться, а, значит, помочь, Исузу-куна, когда услышал его дрожащий голос - "Простите, Соува-сан! С вами все в порядке?" - то понял, что только что еще раз бросил чуть не плачущего дурика к своим ногам.
Уже второй раз - и всего-то за несколько часов знакомства.
С того раза мысль - сделать это в третий раз, так, как ему самому хотелось - стала будоражащей и непроходящей.
То, что с ним не все было в порядке, Соува понял много позже, после того, как в порыве охватившего его безумия, поклялся духу отца Исузу-куна смотреть за хныущим дуриком в узких белых брючках, а при необходимости - даже лично защитить его. И какая вирусная муха его укусила в голову в тот момент, он не знал, но при последующей попытке отказаться от своих слов, он был освистан и пристыжен и Каем, и Сетсу, и в результате - дурацкий Исузу-кун, в своих узких белых брючках, с восторженными, пожирающими Соуву глазами, оказавшийся к тому же еще и живым духом, остался жить в квартире братцев Инуи, как член семьи, как друг. Живому духу, Исузу-куну, все еще грозила опасность, и было бы странно, если бы не грозила - с его-то врожденным умением нарываться на неприятности, к которому добавлялись и мутные разборки с потусторонним миром, куда сам Соува категорически не собирался отпускать восторженного хлюпика в белых брючках! - а Соува просто дышать не мог спокойно при мысли, что без его контроля что-то случится. Эта мысль выжигала все остальные, как напалмом. Даже мысль о том, как хочется мяса.
Инуи Соува ненавидел все, что мешало ему думать о мясе.
Вот поэтому дурацкий Исузу-кун жил здесь и старательно заботился о Тито - любимой кошке Соувы-сана.
- Исузу-кун!... Ты когда-нибудь покормишь кошку?!...
- Да! Конечно!... Соува-сан... Все ушли...
- Ты уверен?...
- Да!...
- Наконец-то...
Он, не спеша, подходит к худенькому, почти тощему мальчишке в узких белых брючках и смешной белой жилеточке поверх голубой рубашки. Мальчишка смотрит на него восторженным взглядом, в котором с самого дна, из глубины нутра, начинает подниматься темное, душное марево, заставляющее сердце биться в ускоряющемся барабанном ритме, а время вдруг теряет свой привычный ход и почему-то начинает течь странно перпендикулярно самому себе.
Ладони Соувы неторопливо, подозрительно равнодушно опускаются на обтянутые голубой тканью, тощие, острые плечи. Пальцы внимательно ощупывают выступающие косточки, проходят по тонкой шее, плавно перемещаются на позвоночник, поглаживая его сквозь белую плотную безрукавку. Лицо Исузу непроницаемо - он неотрывно всматривается в глаза Соувы, словно в компас, единственный, что способен подсказать нужный курс - только рваное, прерывистое дыхание становится чуть громче. Ему на плечи снова ложатся две сильные ладони - и неожиданно резко давят вниз, к полу.
Он знает, что это значит: Соува-сан хочет видеть его на полу, у своих ног.
Наверное, больше, чем Соува-сан, этого хочет он сам, Исузу.
Колени подгибаются, он плавно опускается на пол, руки Соувы держат его за плечи, подсказывая, помогая принять нужное положение. Он утыкается лицом в пряжку белого потертого ремня, металлический привкус которой уже так хорошо знаком. Если сильно прижаться телом, грудью, к стройным ногам Соувы, то, сквозь ткань, можно ощутить все модные дыры и прорехи на фирменных джинсах, за которыми - кожа, кожа, кожа...
- Подними руки... - тихо, почти просяще.
Он поднимает обе руки вверх, пальцы чуть сжимаются в кулаки. Руки склонившегося Соувы пробегают по ребрам вниз и вверх, словно наигрывая никому не слышную мелодию. Потом - решительно тянут с него вверх белую безрукавку. Ткань взмывает по поднятым рукам - и летит на стоящий в нескольких шагах стол. Через несколько секнд туда же летит голубая рубашка. Соува всегда раздевает его только так - стоящего на коленях у его ног, оцепенело ждущего прикосновений длинных, решительных, беспощадных пальцев.
По его обнаженной шее, по спине, обманчиво-ласково ощупывая, скользят ладони, вызывая дрожь и дорожку мурашек, пробегающих по лопаткам. Внезапно пальцы одной руки с силой вплетаются в волосы на затылке - и резко дергают вперед. Он утыкается лицом, щекой в белый, потертый ремень, ощущая губами металлический вкус пряжки, шершавую джинсовую ткань, под которой яростно пульсирует желание видеть его распростертым на полу, а другая рука продолжает ласкать ему спину, пробегая пальцами по позвоночнику, обессиливая, отнимая хоть какую-то возможность сопротивляться.
Если бы хоть один раз ему в голову пришла такая дичайшая мысль - сопротивляться.
Ради того, что сейчас будет, он готов простоять вот так, на коленях, год. Или дольше.
От стоящей под подоконником на полу миски, наполненной кормом, на них неодобрительно косится кошка.
Он поднимает голову - и смотрит в гипнотические, мерцающе-черные глаза над собой. Потом осторожно дотрагивается до белого ремня и, не отводя глаз от лица Соувы, расстегивает пряжку. Не встречая запрета и противодействия - мягко тянет вниз джинсовую ткань. Безумно, до трясущихся рук, хочется успеть - успеть дотронуться до неожиданно такой бархатной, смуглой кожи на бедрах, до открывающейся из-под белья каменеющей плоти, терпкий, мускусный вкус которой после первого раза тут, в комнате, на полу, преследовал его сутками и сводил с ума, пока не настал второй раз. А потом - третий. И четвертый.
Далее - везде.
Он жадно пытается вобрать губами обнажающуюся под его руками бархатистую кожу, но его запястья внезапно перехвачены сильными ладонями, толчок в грудь - и он, опрокидываясь на спину, летит на пол. Да, всё верно - сегодня не так много времени. К сожалению.
Он нетерпеливо ерзает спиной по полу, задыхаясь, приподнимая бедра, нащупывая "молнию" узких белых брюк, но его руки опять перехватывают. Соува-сан всегда раздевает его только сам, как бы мало времени ни было. Он рывком расстегивает "молнию", с силой дернув ткань с бедер, стягивает с ног Исузу узкие брючины, лицо Соувы непроницаемо, кажется, что он лениво дремлет и совершенно не интересуется происходящим - лежащим перед ним на полу с разведенными коленями обнаженным, возбужденным тощим парнем, своими собственными дрожащими от желания руками. Только взгляд черных, напряженно прищуренных глаз, выдает тот факт, что ему самому уже не хватает воздуха от зашкаливающей необходимости оказаться сию же секунду в этом таком покорном, таком возбуждающим теле.
Но даже сейчас, когда времени крайне мало, а желание взять этого мальчишку вот так, сразу, без всякой возни, взрывает мозг, Соува не изменяет себе.
Он дергает Исузу за плечи, вынуждая того сесть, и яростно целует подставляющуюся худую шею, торчащие ключицы, плечи, поднимается быстрыми, колкими поцелуями к подбородку и нащупывает вздрагивающие от переживаний губы. Впивается в них. Надолго. Он прикусывает кожу на шее, оставляет след своих зубов и горячую влажность языка на тощих плечах, на груди парня, судорожно хватающегося за его плечи. Последнее, что он желает себе позволить - чуть прикусывая зубами, целовать беспомощно вздрагивающий живот, внутреннюю поверхность бедер, проводя жадным горячим языком от промежности до колен, вызывая так любимый им отчаянно-жалобный стон - "Соува-сан!... Соува-сан!... Пожалуйста!... Хочу..."
Джинсы у Соувы приспущены до середины бедер, свою черную майку он в такие мгновения не снимает никогда.
Всё. Больше ждать не может никто.
Соува не может настолько, что уже наполовину умер, хоть и медиум.
Руки под колени, рывком на себя и - вбиваться, вколачиваться в жаркое, горячее, сумасшедше узкое тело, снова и снова, как в первый раз, утопая в жалобно-благодарных всхлипах и стонах, в рваном, сдвоенном дыхании, в заходящемся, сдвоенном в одно общее, сердце, лаская и помогая, заходясь и ведя за собой, беря и заполняя - до искрящихся мириад звезд, до иной вселенной, до взрыва...
Взрыв!
Еще есть несколько минут, несколько бесценных минут - чтобы прижаться губами, запустить пальцы в повлажневшие волосы, воровато, надеясь, что не заметит, слизнуть последние слезы восторга и невозможности выдержать счастье с чуть подрагивающих от пережитого потрясения, таких густых, прекрасных ресниц.
Но пусть скажет. Пусть обязательно скажет.
- Люблю вас... Соува-сан...
Вот теперь можно жить дальше. И снова думать про мясо.
- Мяу!...
Возмущенная происходящим кошка, с этическими нормами которой просто не считаются, абсолютно не желает понимать очевидное.
Исузу-куну - двадцать три года.
Соува-сану - двадцать пять.
А в квартире живут еще четверо молодых, здоровых парней.
И кому угодно будет наплевать на кошку, даже если это сама Тито, когда есть час свободного времени и пустой дом.
И - любимый.
Но за то, что ей приходится то и дело наблюдать, кошку будут всегда кормить вовремя.
- Исузу-кун, ты покормил кошку?!...
- Конечно, Соува-сан!...
*****

@темы: Фанфики - Tokyo Ghost Trip
Да, прекрасно передана обстановочка в этом сумасшедшем доме... и бедный Тито!))))
Пойду-ка я пересматривать..))))
Namorada, ты гений.
* а уж если ты решила пересмотреть...
Спасибо!)))
Буду рада, если пересмотришь - обсудим!)))
* хотя в оригинале лишь легкие намеки на то, что когда-то могло бы быть...
Дивная открытка!))) Спасибо!)))
Но в ДВ есть один очень недурственный вомпэр - сволочь, гад, убийца-кровопийца, но обаятельный, скот, до умопомрачения.)))
Вот, зацени.)) Он, правда, в движении намного лучше, но и здесь хорош, сволочуга.)))
*только я ДВ не осилю )))
Там дело как-то динамичнее пошло...
В общем - полный набор маразматика!
Вот, почитай, тут хорошо обрисовано.)))
Здесь немножко, но представление вполне дает.))
veternet.diary.ru/p189192495.htm
*Думаю, парни были бы в глубоком обмороке. если бы только подозревали, что иногда приходит в голову фанатам...
Ну, и для вдохновения читателям и себе самой (ибо - шляпа, и в свое время пропустила...
Ах!))))
Тогда скажем так - Шота пошел по рукам, а Рема - в легком шоке, потому что не уследил...))) так и говорит:" Ты ЭТО видел?!... Это ЧТО ТАКОЕ?!..."))))
Шота - изменник!
Мало того, что я теперь брежу танцами, сказками и одним неугомонным московским прорабом, я теперь еще запала на медиума и живого духа))))))
Начала смотреть дораму, запала на всех братьев оптом, а тут еще такая изумительная пара))))
Они прекрасны, чудесны и безумно трогательны во 2 эпизоде, невозможно ими не любоваться!
Спасибо за такой эротичный драббл! Я понимаю Соуму, на такого милого и наивно-доверчивого паренька просто невозможно не запасть))) А Исузу выдернутый из-под машины смотрел на Инуи восторженно! Это, как вы говорите, факт!))))) И как Инуи его опекал!!))) Бурчал, но опекал и оберегал изо всех сил))))
Просто мимимишество
Спасибо, что вы про них написали! И второй драббл обязательно прочитаю))))