Долго, очень долго не могла даже думать об этом моменте... Видимо, пора...
У Джека с капитаном было три коротких разговора. В трибунале, в лазарете, на плацу... Что было ночами в карцере - покрыто мраком. Мне всё это время не хватало четвертого, завершающего разговора. Я его себе придумала... Знатоки и поклонники MCML! Не убивайте, плиз, ни на что не претендую! Абсолютное ИМХО! Просто очень захотелось, чтоб они поговорили - и ушли... Вот так. Мимо всех и навсегда...
*** Концлагерь. Тренировочный зал: Ранее утро. Сероватый, ещё совсем ночной воздух. Тихо так, что не выдерживают нервы. Два человека тренируются на мечах. Всё, как обычно. Резкий, страшный крик бьет в купол зала.
Госпиталь: Два человека прислушиваются к крикам. - Боже, что за ужасный шум... Что они делают? - Пытаются стать лучшими. Они живут прошлым, эти парни... - Бог им в помощь... Резкий, страшный крик опять разрывает утреннюю тишину, окутавшую лагерь.
- Это же голос нашего капитана Йонои?! - Он так орёт с тех пор, как тебя привезли. - Если его что-то беспокоит, то почему он просто не скажет об этом? - Мне кажется, он говорит... Резкий, страшный, беспомощный крик...
*** ...Он должен отрубить голову этому мерзавцу Хиксли! Должен! Капитан видит приближающегося Джека поздно. Слишком поздно, чтобы успеть остановить или среагировать как-то по-другому. Джек встает перед ним, под меч, и смотрит Йонои прямо в глаза... Попытка оттолкнуть Селльерса...Трясущаяся рука в белой перчатке, отбрасывающая, и в то же время, тянущаяся, жаждавшая прикоснуться к этому человеку, хоть на мгновение дотронуться до его груди, плеча, шеи... Джек... Падает... Встает... Подходит снова. Ещё ближе... Уверенным движением берет капитана за плечи - и прижимает к себе... Целует, еле касаясь губами, в одну щеку, в другую... Прижимается щекой к щеке - и замирает...
... Вокруг бегали, кричали, суетились люди. Кого-то тащили к врачу, кого-то избивали кулаками и ногами... А они так и стояли - щека к щеке - слившиеся, замершие, не размыкающие рук. Джек по-прежнему крепко держал капитана за плечи, а тот, боясь шевельнуться, почти не дышал. Только слезы, заливающие глаза цвета черного бархата, непрерывно стекали по щекам. Не глядя друг на друга, почти беззвучно, они говорили...
- И надо было столько тянуть?! Посмотри, до чего себя довел! - Есть вещи, которые нельзя торопить... - Да знаю я! А то, что у тебя руки сейчас дрожат, и ревешь, как мальчишка - это так, ерунда? За меч ещё схватился... - Я должен был быть сильным... - Ну, сильный ты, сильный! Всем показал, что сильный... Легче тебе?!... И реветь перестань, всю рубашку мне проплакал! Слушай... Это они меня так лупят? - Они думают, что тебе сейчас больно... Не смотри туда! Не надо! - Я не смотрю... Пусть развлекаются... Тебя, вообще, куда-то потащили... Боже, что ж они так орут-то? Вот почему вы всегда орёте, тихо, что - нельзя? - Иногда - нельзя (еле заметная улыбка)... - Ну да, помню, как тогда, по утрам, с вашими тренировками... - Я тебя беспокоил криком? Прости... - Ты меня беспокоил тем, что не приходил! Слушай, ну я же не дурак, в самом деле... Я ждал тебя. - Знаю. Но... Я боялся... - Меня?! - Тебя. Себя. Нас. - Зря... Я тебя ждал. Лоуренсу намекнул. Он тебе не сказал? - Нет. Не надо сейчас про него. Я сердит... - На Лоуренса? За что?! - Он... слишком хорошо знал тебя. И... он не остановил тебя... - Сейчас? Но он же не знал, что я... - Не оправдывай его! - Ты такой смешной, когда сердишься... Я его не оправдываю. Просто... Он не мог меня остановить. И никто не мог. - Почему? - Потому что я шел к тебе. Это всё надо было как-то заканчивать... - Ты знал, что так будет? - Что все от нас отстанут? Нет, не знал. - И всё равно шёл? - Ты не смог бы отрубить голову этому надутому индюку Хиксли. И всё стало бы ещё хуже... - Почему - не смог ? - Потому что ты не убийца. Одно дело - в бою, а так... безоружному пленному, хоть и дураку... нет, ты бы не смог... - Ты это понял... - Я это понял еще тогда, когда ты не ударил меня мечом там, на дороге... - Как я мог?! Ударить - тебя... Это невозможно! - Я об этом и говорю... Чёрт, надо было тебя найти, еще когда я в лазарете лежал! Но я тогда думал, что ты придешь. Ждал... - Прости! - Ничего. Мне нравилось ждать тебя. - Я приходил. Ночью... Посмотреть на тебя. - Знаю. - Ты не спал?! - Конечно, нет. Твой адъютант так светил мне в лицо фонариком... Уснешь тут! Мне даже пришлось отвернуться... - Почему ты не сказал, что не спишь?! - А не слишком ли много нас там было? Твой адъютант, наш английский доктор... А за стенкой прятались Лоуренс и Хара... - Они тоже там были?! - А ты не знал? Были. И с большим интересом рассматривали выражение твоего лица. Вот только мне оставалось в этот момент "проснуться" и начать спрашивать, почему же ты меня спас от расстрела! Успех у публики обеспечен! - Не думал, что все настолько внимательны... - Ты смешной и наивный! Этот лагерь последнюю неделю живет только тем, что наблюдает за тобой. Ну, и за мной, за компанию... - Я не знал этого... Так вот почему Хара выпустил тебя вместе с Лоуренсом из карцера, даже не спросив меня... - Конечно! Бедному сержанту хватило той сцены на дороге, когда ты встал под дуло его пистолета, закрывая меня. Мне его даже жалко стало... Кажется, после этого он и напился... Он неплохой человек, приводил ко мне японского доктора. Пытался тебя поддержать, как умел... - Я видел. И был ему благодарен. Он понимал... - Они все всё понимали - Хара, Лоуренс, твой адъютант... - Им это не нравилось... То, что было с нами. - А кому это могло понравиться?! Знаешь, если бы это был не ты, мне бы это тоже не понравилось... - Ты смеешься?! - Смеюсь... - Знаешь...Я хотел спросить... Когда ты в лазарете устроил бунт и протянул мне красный гибискус...А потом съел его у меня на глазах...О чем ты думал? - Я думал... Думал, где мне взять биту, чтобы стукнуть тебя по голове. Чтоб ты уже начал думать и пришел, наконец! Я же тебя ждал... Ты - молодец! Догадался запереть меня в карцер... И ночью принес ту циновку... - Я пришел. К тебе. - Да. Ко мне.
*** - Ты пойдешь со мной? - Да! - Даже не спрашиваешь - куда? - Куда ты скажешь...Мне всё равно. - Навсегда? - Навсегда! - Ну, тогда пошли... Люблю тебя... Можешь сделать вид, что ничего не слышал... - Я ничего не слышал... Я тоже... - Да! И отвыкай от этой своей дурацкой привычки... - Какой? - Замахиваться на меня мечом. Всё равно - не ударишь... Капитан чуть поворачивает голову и смотрит Джеку в глаза. - Хорошо. Отвыкну... Джек фыркает - так торжественно и пафосно это звучит. Он одной рукой обнимает капитана за плечи, и они уходят... Сквозь толпу британских заключенных и корейских охранников, мимо того места, где завтра начнут рыть яму, чтобы казнить в ней майора Селльерса, мимо машины, которая завтра же повезет капитана Йонои к новому месту службы... Они продолжают разговаривать, но слов уже не разобрать. Видно только, как Джек чуть склоняется к капитану, еще сильнее прижимая его к себе, бережно проводит ладонью по щеке, стирая остатки слез, а капитан - в первый раз за всё время - улыбается. Радостно и беззаботно. Потому что теперь они вместе. И свободны. Навсегда.
В трех моментах фильма - в зале суда; в разговоре с Лоуренсом, стоя у окна; и - ночью, прийдя навестить Джека в госпитале - у капитана абсолютно растерянное и трогательное выражение лица... Мои любимые моменты...
А это уже - значительно позже фильма... Ох, что-то кажется мне, что в таком возрасте Джек разобрался бы с капитаном за пару взглядов)))) Или мне кажется??)))...