Ох, нравятся мне эти ребята! И чем дальше - тем больше! Мало того, что лица есть знакомые, так еще и флажочки такие... импозантные ))) И нашенский в том числе...) А уж кто там затесался во вторую линию... ))))) И что они хотели этим сказать?))))
Просто - Ренн Кирияма))) Вспомнилось его незабываемое "Призрачное токийское путешествие"...)) И здесь тоже - загадочен и прекрасен!))) * и я помню, он кому-то, кроме меня, нравится... ))) *
Обладательница двух премий "Оскар", 51-летняя актриса Джоди Фостер сочеталась браком со своей 44-летней подругой - фотографом Александрой Хедисон, передает издание E! Online. Свадьба состоялась в минувшие выходные, однако какие-либо подробности не приводятся. Фостер и Хедисон начали встречаться с лета прошлого года. В сентябре источники сообщали, что для обеих женщин это серьезные чувства. О своей нетрадиционной ориентации звезда "Молчания ягнят" официально сообщила в январе 2013 года во время своего выступления на церемонии вручения премии "Золотой глобус". Впрочем, еще в 2007 году Джоди признавалась, что уже 14 лет живет с партнершей продюсером Сидни Бернард - вместе они воспитывали двух сыновей Чарльза и Кита. Через полгода после этого признания пара рассталась. О романе между Фостер и Хедисон заговорили после того, как их вместе сфотографировали на технологическом семинаре в Fox Studios в Лос-Анджелесе и спустя несколько дней - на ужине с друзьями.
Новость, как новость) Пошли комментарии, комментарии, много комментариев, ну, и все, как обычно: "ах, какой ужас, как она могла, я разочарован, не буду смотреть фильмы с ее участием..." Ну, если дурак - то, конечно, не смотри). Джоди от этого хуже не будет ни разу - это ведь ты о ней знаешь, а она о тебе понятия не имеет)))... А я со вчерашнего дня думаю о другом: как же хорошо, что мы здесь, на дайри, смогли все друг друга найти! Думаю потому, что вчера опять убедилась, что, если люди около тебя, то это не значит, что они - вместе с тобой. Я рассказала про Полину - девочку, прыгнувшую из окна - на фейсе. И в очередной раз убедилась, что мысли человеческие загадочны и непредсказуемы. Одна из моих бывших однокурсниц сумела удивить даже меня. Просто несколько цитат:
А потом - положа руку на сердце. Прям вот мы все такие чистенькие и правильные, что можем осуждать эту женщину?
"Легче и проще всего обвинить маму в том, что она "недоглядела" и не выслушала. А записка могла говорить о чем угодно другом. Это подростки. У них другой, вывернутый мир."
Насчет самоубийств - нет, нельзя этого совсем избежать. Тут еще и гормоны, и особенности психики, а не только - тупо "виноваты родители и школа". Даже самые благополучные девочки-мальчики часто думают о том, как они вот раз! - и умрут. Не понимая, что это такое. Каждого из нас такие мысли посещали. А лекарство от всего этого очень разное. в первую очередь - чтоб родители были умными и спокойными. Но таких не напасешься. И да, это страшно. Но это штука частая.
Говорить о том, что не у всех вокруг, мягко говоря, дети прыгают из окна - было бесполезно. "Детский суицид - частая штука" и "вывернутый мир" подростков меня добили окончательно. Это писала мать троих детей. С каким-то истерическим желанием защитить другую маму от "наезда" - типа, ну прыгнула, и прыгнула, мать-то здесь при чем?... Мы учились с ней в одном вузе, на одном курсе, пять лет занимались у одних и тех же педагогов. Я не понимаю, как мыслит этот человек и не хочу этого понимать. Мы никогда не договоримся. И я в тот момент подумала - как здорово, что есть дайри!!! Как здорово, что есть люди, которые понимают тебя и испытывают такие же чувства! Без этого было бы намного тяжелее... Спасибо вам, что вы есть!
Забавно... Нельзя осуждать тетку, у которой ребенок попытался умереть, но можно осуждать Джоди Фостер... потому что можно!
"Томас, я не вижу смысла..." Генрих П. (Ж. Ануй. "Томас Бекет")
Всего одно фото - а сколько переживаний и впечатлений! И фильм вспомнился, и сам майор Джек... И все, что осталось за монтажным столом, ибо сняли они много больше, чем в итоге показали)))
Сегодня рассказали - девочка прыгнула из окна. 8 этаж. В воскресенье, на Пасху... 8 класс, 15 лет. 8 класс - с 8 этажа. Школу знаю хорошо, класс представляю, девочку - не помню. Незаметная девочка такая, обыкновенно веселая, обыкновенно не выделяющаяся... Из многодетной семьи, и росла в "ежовых рукавицах" - ей ничего не разрешали, "воспитывали", аж до самодурства (учителя делились). Говорят, в субботу дома был страшный скандал - весь подъезд слышал. Что-то родители у нее в телефоне нашли, то ли фотки, то ли переписку... Орали страшно. И девочка - прыгнула из окна. Оставила матери записку: "Мама, прости, если бы я пришла к тебе, ты бы меня не поняла..." Как-то так. Может, потому что на Пасху - еще жива, в коме. Врачи борются, прогнозы не делают - опасаются. И вообще - не склонны они прогнозы делать, они - спасают. Все - молчат. Нельзя об этом говорить.
А еще - сегодня активисты "истинных ценностей" почти сорвали в Москве премьеру фильма "Дети 404" - о проблемах ЛГБТ-подростков. Этим весь фейсбук забит(( Прервали фильм через 30 минут, ввалились в зал, проверяли у всех паспорта - искали несовершеннолетних, им полиция помогала. Фильм все же показали. Несовершеннолетних в зале не было - организаторы премьеры сами на входе дважды паспорта проверяли. Но паспортные данные у всех зрителей переписали - а вдруг это несовершеннолетние так профессионально замаскировались? Под тетек и дядек? Активисты - смылись.
Эти два события между собой не связаны, но я вот думаю - а почему эти активисты не стояли под тем домом, когда с 8 этажа девочка 15-летняя выбрасывалась? Почему не ловили, не спасали? Она же - несовершеннолетняя... И семья же по гендеру "правильная" - многодетная... Наверное, с заготовленными плакатиками и пафосом на морде в кинозале - оно для всех удобнее. И безопаснее.
А девочка - еще жива. Мне кажется, потому что - в Пасху. И кто-то там наверху - без плакатов и пафоса - попытался удержать...
Ненавижу. Вот этих, с плакатиками, за "истинные ценности" - ненавижу. За эту девочку. И семью ее "правильную", многодетную - ненавижу. Хотя им - что? Они себе еще нарожают... Просто Пасха - только один день в году.
Дорогие мои девушки-юноши!))) Обращаюсь к вам за помощью!))) *не, не в смысле "сами мы не местные... и т.д")))) *
Сваяла вот малочисленная группа добровольцев-камикадзе обращение к японским френдам - на предмет помочь информацией...))) Ну, растолковать кое-что на, желательно, английском, фоточки, там, последние веяния в мире шоу-бизнеса...)))) И хорошо бы показать людям, что нас, желающих приобщиться к миру японского искусства, не полторы калеки - а много... То есть, много от слова "МНОГО"! И поэтому... Кому не жалко, кто готов - люди, поделитесь фотками, желательно групповыми! И пусть вы там с самого краю, в третьем ряду, левой ногой - главное показать нашим френдам, что мы - есть, и мы - хотим знать!))) И мы прикрепим их к нашей слезной просьбе - и будем ждать результата...)))
Может, кто отважится?)))) Буду очень благодарна!!
Собственно, мы и без фоток его отправим, но это будет как-то... не так))) И даже если вас на фотке нет - присылайте друзей, коллег, кого только сможете!))) Чем черт не шутит, вдруг ответят?)))
И пусть наше любопытство сойдет с ума от наших возможностей!!!
Обожаю этого человека!!! А еще - мне очень любопытны его высказывания!)))
- Я так часто придумывал себе новый образ, что сегодня мне кажется, будто изначально я был располневшей кореянкой...
- Сложно жить в гармонии с хаосом...
- Я в самом деле чувствовал себя дома чужим, у меня никогда не было ощущения, что я могу с кем-то действительно поговорить. Я очень много времени проводил в своей комнате — только там и был мой настоящий мир. Мои книги, моя музыка, мой проигрыватель...
- Каждое утро я просыпался и разбирал самого себя по кирпичику, отбрасывал все, что мне не нравилось, а потом строил нового человека...
- Мне часто предлагают роли в плохих фильмах. И, в основном, это какие-то бесноватые пидоры, трансвеститы или марсиане.
- В Японии опасно: думаешь, что покупаешь футболку с хайку, а, оказывается, с надписью "Я - картошка"... ( )
А вот это наводит на определенные размышления и,кажется, дает надежду, что один (давно поплывший в сознании) фик все же удастся закончить...
— Я никогда не любил. Однажды я влюбился, и это было ужасно. Это убило, иссушило меня и стало катастрофой всей моей жизни. В этом была ненависть. Любовь — это то, что порождает животный гнев и ярость...
Дорогие мои! У меня для вас - потрясающий сюрприз!))) Просто по горячим следам!!))) Для всех поклонников 4 фильма, для ценителей непростых, но таких цепляющих отношений Араты Мису и Шингеджи Канемитцу - Еще один автор!!!
Рекомендую вам пронзительный, изящный, такой удивительный рассказ об этих ребятах, который меня лично пробрал и впечатлил до глубины души!!! Тут столько эмоций и переживаний, уже знакомые и новые герои, удивительный сюжет и прекрасное исполнение!!! Я под впечатлением, честное слово!! Всем, кто хочет приобщиться, да и просто - почитать отличную вещь - сюда!!!
"...Поначалу было легко. Шингёджи даже забыл, что плохо плавает. Уверенность и страх гнали его вперед. И вот скала как будто отступила, и стало видно бухту — или Шингёджи только показалось? В темноте толком было не разглядеть. А потом он вспомнил, что боится заплывать далеко. Дыхание резко сбилось, всё тело напряглось, и тяжёлая усталость камнем потянула ко дну. Шингёджи заполошно всхлипнул и перевернулся на спину, стараясь успокоиться. Это немного помогло, но страх всё равно остался. Он проплыл ещё немного, но усталость брала своё: не рассчитав движение, Шингёджи глотнул воды, закашлялся, окончательно сбился с ритма и запаниковал. Ему вдруг стало так страшно, и показалось, что вокруг на много километров только вода, и земли нет вообще, и не было никогда. И Шингёджи закричал — жалобно, отчаянно, и совсем негромко. Вода не ответила. Волны по-прежнему мелко колыхались вокруг, а испугавшись, Шингёджи забыл, в какую сторону плыть. И он кричал и кричал, а тишина и темнота все плотнее подбирались, и казалось, уже не было никакого выхода. Шингёджи чувствовал, что находится в этой воде целую вечность. — Какого чёрта, Шингёджи?! — голос холодный от едва сдерживаемого гнева пришёл из темноты, и мгновенно всё изменилось. Шингёджи снова знал, что не один в целом свете и что где-то ещё точно есть люди, и, наверняка, земля тоже. А потом возникло лицо, и Шингёджи вспомнил, ради чего вообще оказался в воде, и закричал снова, но теперь от радости. — Арата-сан...— Шингёджи опять хлебнул воды и закашлялся. — Шингёджи, идиот, ты что творишь?! Теперь Шингёджи понял, что Мису в ярости. Следующей была мысль, что он снова принес ему проблемы. А потом чужие руки обхватили за плечи, помогли перевернуться на спину, поддерживая голову над водой. — Дубина, зачем полез, да ещё так далеко заплыл, жить надоело?! Мису ещё что-то шипел ему на ухо, но Шингёджи почти не слышал. Он пытался не забывать дышать, чувствуя, как страх постепенно уходит. И ему вдруг стало не страшно умереть прямо здесь и прямо сейчас, когда Арата-сан держал его, и весь мир превратился в чёрный океан. Но земля вернулась. И скоро Шингёджи брел по колено в воде, а Мису крепко держал его за пояс. Добравшись до пляжа, Шингёджи с наслаждением растянулся на уже холодном песке, Мису опустился на колени рядом. С минуту они только тяжело дышали и молчали. А потом Мису с силой ударил Шингёджи в живот, от чего тот согнулся и перевернулся на бок. — Что ты себе позволяешь, Шингёджи? А меня бы не было, что б ты делал? Кормил бы рыб сейчас? С какой стати ты вообще полез в море посреди ночи?! Шингёджи сел и оказался с Мису лицом к лицу. И видел ясно, как сильно тот разозлился, но причина этой злости делала Шингёджи счастливым. Страх прошёл, осталась только усталость, и очень хотелось спать, но сейчас перед собой он видел Мису, который так сильно волновался о нём, что даже ударил. — Прости, Арата-сан... — Думаешь, одним «прости» тут отделаешься?! Ты вообще собираешься объяснить, что там делал? — Тебя искал. Ты не вернулся домой и я... --Решил, что я развлекаюсь ночным плаванием?! Шингёджи кивнул, Мису поджал губы. Его гнев тоже утихал. — Прости... — Ты идиот. Постоянно умудряешься вытворять чёрт знает что, но сегодня просто превзошёл самого себя. А если бы меня не было? — Я знал, что ты будешь здесь, — Шингёджи вдруг всхлипнул и порывисто обнял Мису, уткнувшись носом в шею. Мису обнял его в ответ, провел рукой по мокрым волосам и голой спине, шершавой от песка, крепко прижал к себе, и Шингёджи, наконец, смог окончательно успокоиться..."
Дорогие мои, прошу понять правильно и сильно не бить тапками... После очень большой паузы... Извелась в ожидании "Птенца..."!!! Начала грезить сама себе!!! Не претендуя ни в коей мере на размах и уровень произведения, продолжения которого жду до трясучки - вот, маленькая домашняя фантазия... Заранее прошу прощения у читателей и чудесных Ремы с Найто за все, что им придется пережить по причине больной фантазии автора!! Абсолютный бред, химера, автор курил бамбук!!!
Название: ОТКРОЙ ДВЕРЬ ВХОДЯЩЕМУ... Автор: Namorada Фэндом: Серии "Такуми-кун-4: Непорочный" Пейринг: Баба Рема/Найто Тайки Рейтинг: R/НЦ Жанр: слэш и еще раз слэш Статус: закончен Размер: мини Предупреждения: ООС, флафф, ведра слез и неадеквата))
1. На вечерний декабрьский Токио медленно опускались редкие и оттого бесценно красивые снежинки, изящно искрившиеся в бесконечном калейдоскопе пестрой неоновой рекламы. У панорамного, выходящего на центр города окна гостиничного представительского номера "Твин", располагавшегося на десятом этаже престижного отеля ANA InterContinental Tokyo, прижавшись горячим лбом к холодному матовому стеклу, стоял человек. Он смотрел в лицо ночному городу, а тот, в свою очередь, разглядывал его мириадами цветных огней и огоньков, бескрайне заливавших вечерний сумрак до самого горизонта. И человек, и город - молчали. Они оба не знали, что друг другу сказать. За спиной человека, в полумраке номера, посверкивала свежайшим, кипенно-белым постельным бельем кровать размера “king-size”. Поэтому он и взял представительский номер - чтобы обязательно “king-size”! Только так! В этот вечер он яростно, до истерики, хотел быть один. Совсем один. НачалоМатовое панорамное стекло, позволявшее видеть все, происходящее снаружи, но не пропускавшее ничего вглубь номера, слабым контуром отражало в себе красивое, нервное, худощавое лицо молодого мужчины с растрепанными в легком беспорядке рыжими волосами. Он бы давно перекрасился, сразу же, еще в тот же день, но... Согласно контракту он обязан был сохранять этот проклятый рыжий цвет вплоть до завтрашнего дня. А если чуть прищурить узкие, выразительные глаза, то можно почти не видеть спадающие на лоб рыжие пряди. А если зажмуриться и представить, что завтрашние сутки уже закончились... Кто-то мудрый сказал - жизнь завтра не заканчивается. Ему уже давно не шестнадцать, и головой он отлично понимает, что она не закончится и послезавтра, но... Главное - что сейчас он один. Дату "17 декабря 2010 года" - за сутки до официальной премьеры своей последней и самой неудачной киноработы - он запланировал давно, еще за пару месяцев, что было абсолютно не похоже на него: оптимальный срок личных планов обычно составлял максимум семьдесят два часа, как правило - меньше.Его настроения и желания, обычно, менялись в пределах этого времени с точностью до наоборот, к чему ближайшее окружение было уже давно приучено: загадывать что-то заранее - только зря терять время, все равно у этого человека "на выходе" все будет иначе. Был еще стандартный график съемок, выступлений, телепередач и фото-сессий, за который отвечало уже агентство. Вот этот график охватывал ближайшие года полтора или даже больше - он не запаривался такими тонкостями: для этого в агентстве есть толпа менеджеров, которым платят исключительно за то, чтобы он оказывался в нужном месте в нужное время со сценарием в руках и необходимым для очередной работы цветом волос. А поскольку выполнять чужую работу он никогда не любил, считая это ниже своего достоинства, то полностью отдавался тому, что заполнял возможные редкие паузы между очередными съемками и репетициями собственными желаниями и капризами - посидеть с ребятами в пивном баре, зайти с друзьями в суши-бар, сходить к ним на рейтинговый спектакль или концерт и после посидеть с ними в пивном баре, а потом - в суши-баре... Наснимать к удовольствию фанатов и поклонников новых селфи-фоток - с цветными бантиками в волосах, с игрушечными пистолетиками в руках и конфетками за щекой - и выбросить их в сеть, чтобы на ближайшую пару недель обеспечить жаждущим пищу для разговоров и обсуждений. За этим тоже внимательно следило его агентство, в нужный момент аккуратно подталкивая под локоть, поскольку клиент в последнее время имел обыкновение забывать о таких необходимых мелочах в жесточайшей индустрии кино-и шоу-бизнеса. Клиент вообще в последнее время, после окончания летних съемок, вел себя достаточно странно. Никому из окружающих в голову не приходило, что дата "17 декабря" стала паролем. Его личным паролем "на одного": отзыв не требовался. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал - отзыва не будет. Потому что есть вещи, которые в этом мире не происходят. Два дня назад он отпраздновал свой 26-й день рождения, на кураже поучаствовал в обязательной в такой день церемонии для толпы родных и друзей - "я-так-счастлив-смотрите-все!" - пережил неизменные в таких случаях цветы, фотки, подарки и похмелье, а вот сегодня, 17-го... Никто из его окружения, из его менеджеров и близких друзей - даже нескольких самых близких, при которых он все еще не стеснялся напиваться до состояния "полу-хлам", чего при малознакомых людях уже несколько месяцев не позволял себе категорически - так и не смогли понять, каким образом во всех съемочных графиках, планах и таблицах дата "17.12." оказалась вдруг перечеркнута красным маркером крест-накрест: "работа невозможна". Задавать ему вопрос - как это получилось и почему невозможна - было бесполезно и это тоже прекрасно знали все, входящие в круг личного и рабочего общения: он мгновенно превращался из почти адекватного человека, каким последнее время старательно был, в неуправляемую, вздрюченную обезьянку - старательно гримасничал, морщился, хихикал, хмурился на окружающих и первым же ржал над собой, случайно углядев в ближайшем зеркале свою перекошенную физиономию. Его такое холодное, высокомерное в спокойном состоянии лицо преображалось, оживало - и каждая из последующих гримас была достойна номинации "Национальный дурень года". Поскольку это не сильно отличалось от его обычного разбитного поведения "на публике", все прокатывало гладко, не вызывая лишних пересудов, и дата "17.12." оставалась "невозможной для работы". Держать аудиторию и забивать ее своей энергетикой он умел отлично, значительно лучше многих. К концу очередного "представления" с размахиванием рук, подпрыгиванием и подтанцовками смеющиеся люди, обычно, забывали, с чего все началось... Этого он и добивался. Рассказать кому-то, что держать в узде внутреннюю истерику, нараставшую с осени, с каждым днем все тяжелее - тоже было невозможно. И дело даже не в том, что невозможно, хотя и это очень важно, а в том, что смысла в этом никакого не было: не поймут, не поддержат... не помогут. Он не любил бессмысленные действия, если речь шла о важных вопросах. Есть вещи, которые в этом мире не происходят. Столкнувшись на днях в очередной раз на студии со строгим, молчаливым Куботой, с которым у них в самое ближайшее время была намечена совместная работа на "Asashin'е", они на несколько минут вышли покурить... Это была их договорная "фишка", их "пробный шар" - курить вместе, почти вплотную, привыкая к движениям и дыханию другого, чтобы через какое-то время, в кадре, ни у кого ни на секунду не возникло сомнения, что они делают это плечом к плечу уже много лет, как и полагается их героям. Курить рядом с посторонним человеком, как с близким - достаточно непросто. Пепел медленно сползал с двух сигарет на веселые, цветные напольные плиточки балкона, он, как обычно в последнее время, веселился и строил из себя вселенского кретина, судорожно вспоминая какие-то шутки и последние сплетни об общих знакомых, а Юки - Юки внимательно посмотрел на него своими выразительными, бархатными глазами, вздохнул и, словно взвесив что-то для самого себя, негромко спросил: - Много думаешь, Рема-кун?... - и отвернулся, старательно гася окурок о металлическую боковину уличной пепельницы. Это был выстрел "в десятку"! Он закашлялся от неожиданности так, что слезы выступили на глазах, сделал вид, что поперхнулся сигаретным дымом - и оборванно замолчал: ерничать дальше имело смысла. Утешало только то, что с Куботой они в новом сценарии "сыграются" - теперь он это видел отлично. Но как его "срисовали", черт возьми... И если бы только это... Поймав себя недавно на позорной мысли, что он, взрослый, 25-летний мужчина, уже всерьез перебирает знакомые влиятельные кандидатуры в театральном мире Токио, чтобы обратиться к кому-нибудь из них за помощью и поддержкой, он ужаснулся - до такого унижения ни одна из ситуаций, складывавшихся в его шумно-эпатажной жизни, не скатывалась. Он никогда и никого ни о чем не просил - наоборот, просили его, а он диктовал условия и, в меру приличия, позволял себе легкие капризы, прекрасно оттенявшие его имидж молодой, перспективной "звезды". Унижение было внутренним, знал об этом унижении только он, но от этого не становилось менее больно и стыдно. Докатился. Вот тогда и возникла идея пароля "на одного" - 17 декабря. За день до официальной премьеры "Непорочного" - четвертого фильма серий "Такуми-кун", ставшего для него самой большой и необратимой неудачей. 18 декабря он обязан будет присутствовать на премьере, улыбаться, фотографироваться, отвечать на массу наиглупейших вопросов журналистов - неутомимый Кенджи-сан опять организует из премьеры новой части сериала громогласное вручение премии "Оскар" - и демонстрировать всяческое довольство собой, фильмом, прошедшими съемками, режиссером, зрителями, партнерами... Партнерами, будь все проклято! Захолодевшие от панорамного стекла пальцы правой руки устало скользнули вниз, чуть слышный, негромкий скрип резанул по нервам. - Рема-кун... Может, лучше будет уехать? Ты ведь можешь быть и занят в этот день?... Верный друг Шота, без зазрения совести на какое-то время летом из-за всего, что творилось на съемках "Непорочного", задвинутый им собственноручно в тень, из этой тени как-то незаметно выбрался и снова, как было уже много раз, оказался рядом. Слишком многое их связывало за последние полтора года, поэтому именно Шоте не нужно было ничего объяснять. Он, единственный, все видел и все понимал - и старался, как мог старался, поддержать, а, главное, хоть на десятую долю вытащить из этого круглосуточно веселящегося монстра с радостно-ненавидящими окружающий мир глазами того, кто еще в начале лета, до начала этих проклятых съемок, был его лучшим и самым близким другом - вытащить Бабу Рему. Настоящего Бабу Рему, который в одночасье вдруг захлопнул за собой металлический люк, провернул ржавые крепления, отгородился от окружающих непробиваемой стеной, и докричаться до него было не легче, чем проораться в легшую на океанский грунт подводную лодку. Именно Шота, с месяц назад раньше времени отпущенный с репетиции, прихвативший на радостях две упаковки пива и нагрянувший абсолютно неожиданно, без звонка - что позволялось только ему - открыв входную дверь своим ключом, увидел в гостоиной то, о чем не желал больше ни думать, ни вспоминать: он увидел сидящего без движения на полу, привалившегося спиной к дивану, прикрывшего глаза Рему - оцепеневшего, неподвижного - рядом с которым валялась полураскрытая книга, последний модный бестселлер, которым зачитывалась вся страна: о двух людях, безумно любивших друг друга, которые так и не смогли быть вместе. На щеке Ремы была одна единственная слеза - при виде которой Шоте стало жутко и невыносимо больно за друга. Он бесшумно шагнул назад, стараясь не дышать, выскочил из квартиры - и еще час бродил по близлежащим улочкам, так и прижимая к груди две такие ненужные упаковки пива. Бродил, не в силах успокоиться и избавиться от зрелища Ремы, неподвижно сидящего на полу и одинокой слезы на его щеке. Что же ты делаешь, Тай-тян?! Чего ты добиваешься? Что тебе нужно? Когда через час Такасаки Шота все же нашел в себе силы, чтобы вернуться, его встретил на пороге улыбающийся хозяин, бурно радующийся принесенному пиву. - Рема-кун... Может, все же - уехать?... - с того вечера Шота стал прям и откровенен, чего раньше старался себе не позволять. Ответом ему было молчание. Номер в отеле он забронировал заранее, как только понял, что это будет за день - на свое имя, не таясь, не прибегая к услугам менеджеров агентства, вот так, прямо в лоб: "Господин Баба Рема бронирует номер "Твин" (кровать king-size) в отеле "ANA InterContinental Tokyo" сроком на одни сутки с 10.00 17 декабря 2010 года до 10.00 18 декабря 2010 года ..." Он категорически не хотел в этот день находиться дома. Он категорически не хотел в этот день никого видеть. Шота - единственный, кто все понял, кто знал про номер "Твин", поддержал его и взял на себя толпу желающих пообщаться с Бабой Ремой именно 17 декабря. В том числе и по организационным вопросам завтрашней премьеры. На следующий день ему каким-то образом необходимо было пережить официальную премьеру фильма. До того, как войдя утром в номер, он отключил мобильник, он дважды нажал кнопку "соединить" и, не здороваясь, молча слушал абонентов. Звонил Дайске, звонил хитрый лис Такигучи - оба с одним и тем же вопросом: завтра премьера... ты - будешь?... Ватанабэ слишком хорошо его знал, а Такигучи слишком хорошо его чувствовал там, на съемках, оба волновались и не скрывали этого, поэтому только этим двоим он ответил одним и тем же словом - да. Да, он будет завтра на премьере. И - отключил мобильный. Остальное оставалось на Шоту. Чтобы выбрать отель в интернете он потратил не более десяти минут - первый же вариант в центре токийского комплекса Ark Hills, чья внутренняя отделка и широкие деревянные лестницы до рези в глазах напомнили ему отделку и внутренее убранство Британской школы, в которой летом проходили съемки "Непорочного", устроил его на сто процентов. Он оформил бронь, оплатил заказ через электронный кошелек... В дверь негромко, вежливо постучали. "Гостиничное обслуживание у нас на высоте... Еще ничего не заказал, а уже все принесли..." Человек у окна горько усмехнулся, уткнувшись воспаленным лбом в холодное стекло. Достаточно просто не отозваться - и рум-сервис уйдет так же тихо, на цыпочках, как и пришел. Он покосился за плечо - в нескольких шагах от него, в полутьме, искрила белоснежным шелковым пододеяльником кровать "king-size". Он провел в этом номере уже почти одиннадцать часов, а так и не рискнул дотронуться до нее даже ладонью. Вот такую кровать - роскошную, королевскую - он держал в мечтах тогда, летом, когда казалось, что ему - все по плечу! Вот на такую кровать он хотел привести того, единственного - держа за руку, завязав ему предварительно глаза, а потом медленно распутывать шелковую ленту, ловя на дорогом лице выражение детской радости, восторга, смущения, стыда и... И что еще он мечтал увидеть на этом лице? Забыл. Сегодня ночью он будет на этой кровати один. Внезапно захотелось есть. Еще больше - пить. Наконец, он почувствовал, как страшно затекли ноги. Он простоял у этого окна почти одиннадцать часов, иногда отдыхая в мягком кресле стиля "модерн". Он ничего больше не хотел - просто стоять у окна и смотреть на город. Смотреть утром, днем, вечером... Ночью. Что же ты делаешь, Тай-тян?! Чего ты добиваешься? Что тебе нужно? В его жизни начиналась самая длинная и самая одинокая ночь, которую надо было пережить. Ночь, накануне официальной премьеры. В дверь вежливо постучали, но он не услышал. Он думал о том, что единственную "постельную" сцену в сценарии "Непорочного" - от предвкушения которой у него летом просто захватывало дух! - Кенджи-сан с неожиданной для того готовностью и практически беспрекословно вычеркнул. Вычеркнул - по настоятельному требованию исполнителя второй главной роли, Найто Тайки.
Продолжение от 04.04.2. В том, что сейчас, в данную минуту происходило вокруг него, с ним, с другими, кто имел к этому хоть какое-то отношение, что тянулось уже не один месяц и грозило завтра так и оборваться - глупо, зло, беспощадно - всё было неправильно. Неправильным было вообще всё! И с самого начала. Он это прекрасно понимал. И даже не сейчас, когда он стоял в темном, роскошном номере, вот уже одиннадцать часов глядя в глаза огромному, гомонящему, копошащемуся городу, потому что никому другому сегодня не мог смотреть в глаза: не хватало духу. Нет, раньше, много раньше, весной, когда никому из них, а уж, тем более, ему и в голову не могло придти, что ждет их летом, осенью, когда они смеялись во все горло, гуляли по пивным барам всей компанией и кучи селфи-фоток в сети вызывали у фанатов и поклонников приливы нечеловеческого восторга... И даже еще раньше - вот оттуда что-то пошло неправильно. Панорамное стекло никак не хотело согреваться и по-прежнему холодило воспаленный лоб - бесстрастно и равнодушно. Есть то, что ты никогда не сможешь согреть. Или - доказать. Или - убедить. Пусть даже в эту минуту ты искренен так, как еще ни разу в своей жизни - тебе не поверят. Потому что когда-то, много раньше, что-то в тебе пошло неправильно. Фатум. Он стоял и думал, что рок, фатум, воля и капризы богов иногда бывают изощреннее и беспощаднее самой беспощадной пытки. Потому что ты никогда не знаешь, когда оно началось, это "неправильное". А боги - знают. Видят, но не подскажут. А ты потом просто упрешься лбом в результат - как в холодное, равнодушное панорамное стекло. Он был умным, очень умным. Умным и хитрым - как и полагалось человеку его среды, его воспитания и положения. У него хватало ума в подростковом возрасте лишний раз не открывать рта, потому что он объективно был слаб - и хватило хитрости в нужный момент занять подобающее положение, когда он ощутил, что сил уже достаточно. Таким же был Дайске - старый приятель, друг, ровесник. Таким же был Рен - хороший друг, с которым жизнь свела его на съемочной площадке. Такими же были многие в их среде молодых актеров и музыкантов, тщеславно названных "новой волной 21 века". Среда предполагала свои правила, законы и нормы поведения, так или иначе, но соблюдаемые подавляющим большинством его знакомых ребят. Когда, в какой момент он решил, что именно ему дозволено их преступить и обойти? В какой момент и с какого перепуга он почувствовал себя всесильным и безнаказанным? Наказание маячило за его спиной кипенно-белоснежным шелком пододеяльника, на котором его никто не ждал. Есть вещи, которые в этом мире не происходят. В двадцать четыре года, благодаря хорошему отношению к нему в киношной среде, он попал на съемочную площадку "Призрачного Токийского путешествия". Милый подростковый сериал, 13 серий которого сразу же ввели его в ту самую "новую волну..." Именно там он окончательно понял, что его призвание - кино. Не театр, не мюзиклы, благодаря которым о нем вообще узнали, чего уже само по себе было непросто добиться. Именно кино! Его напарником в одной из серий оказался Рен Ягами, и они отлично сработались. Хотя Рен и был на год младше, физически он выглядел крепче, что соответствовало статусу его героя, и они прикалывались друг над другом и веселились, когда в кадре ему приходилось смотреть на Рена влюбленными глазами и восторженно придыхать. Над ними обоими откровенно потешался Юри, но в нужный момент всегда был готов помочь, поддержать, даже прикрыть косяк, взяв на себя срыв кадра - внезапно закашляться или "забыть текст" - что он и проделывал несколько раз на глазах изумленного режиссера. Ему помогал Рен, ему помогал Юри... И он был уверен, что это правильно. Когда, в какой момент он решил, что может позволить себе - иначе? Что именно он никому и ничего не должен? Когда вслед за ними появилась следующая "новая волна" и новые лица? Да, наверное, когда Дайске жестом фокусника вытащил из кармана этого мальчишку, Кёске, и вот тогда выяснилось, что дружеская ревность может оказаться подставой - и еще какой подставой! Они же дружили с Дай-тяном, о чем, собственно, знала вся страна - фотографии их гулянок, дружеских выпиваний, актерских компаний и репетиционных пауз растащили по всей Юго-Восточной Азии влюбленные поклонницы. и это было так привычно и так надежно, что казалось незыблемым и вечным. Он же и в третий фильм сериала-то прошел, абсолютно уверенный, что с момента его появления на съемочной площадке, они с Дай-тяном снова вернутся к привычному образу жизни и веселым посиделкам, и что наличие какого-то мальчишки рядом с Даем не способно помешать многолетним дружеским отношениям. А оказалось, что у Дай-тяна уже давно есть своя, отдельная от него жизнь. Это стало ударом. Это стало вызовом. Он словно сорвался с цепи и беспощадно жрал ни в чем неповинного парня, Кёске Хамао, как изголодавшийся тигр-людоед. Он не давал ему проходу своими шуточками, издевками и подколками, его ядовитый сарказм умного человека догонял Кёске в любой точке съемочной площадки, вызывая одобрительный хохот молодых актеров, которым откровенно нравилось, как блистательный Баба Рема в очередной раз загоняет беззащитного щенка Мао в угол. Стадное чувство - затравить слабейшего. И тогда еще ему казалось что это тоже хорошо и правильно. С ним один на один разговаривал Дайске - просил остановиться. По-дружески просил. С ним разговаривал хитрый лис Таки - взывая к врожденному благородству и абсолютной разнице "весовых категорий", намекал, что "недостойно". В своем благородстве он был уверен. Но остановиться не мог. В тот момент он абсолютно забыл, как с ним самим возились и помогали, как окружающие почему-то счтали своим долгом поддержать молодого актера - успокоить в нужный момент, лишний раз отрепетировать сцену, чтобы не дрожал голос, да просто хлопнуть по плечу и сказать "молодец, стараешься..." Он всё забыл. И искренне считал, что никому и ничего не должен. Было дико обидно, что дружескому, веселому, многолетнему общению с ним Дай-тян предпочел этого тощего сопливого мальчишку, не способного даже огрызнуться в ответ, а только изумленно распахивающему свои огромные, словно плачущие глаза - и растерянно молчавшему на каждый злобный, провокационный выпад в его сторону. Поэтому он не мог остановиться. Неужели - это? Неужели вот тут и началось то, неправильное, что привело его сегодня, 17 декабря 2010 года, в этот представительский номер "Твин" с белоснежной кроватью "king-size", на которой этой ночью он будет абсолютно один? Дайске был терпелив. Боги, как же он был терпелив! Ненавидящий ссоры и выяснения отношений, считающий их неприличными и недопустимыми, он делал все, что в его силах, чтобы снять возникшее в съемочной группе напряжение. Дайске прикрывал его хамство и издевки, выводил возникавшие разговоры на нейтральные темы, практически взял на себя вторую камеру, круглосуточно снимавшую материал для мейкинга, чтобы хоть как-то заглаживать его грубости и пошлые намеки, и - улыбался. Улыбался радостно, весело, глядя ему прямо в глаза с одним-единственным вопросом: "Ты сошел с ума, Рё-кун?". И были строго сведенные брови хитрого лиса Таки - "Недостойно, Рё-кун, ты же взрослый человек..." Но он смог довести даже терпеливого друга Дайске. Ссоры не было, не было ругани, выяснений - всего того, что Дай-тян терпеть не мог. Был один удар в коридоре гостиницы,у всех на глазах, попавший на пленку мейкинга, чьей-то то ли злой, то ли провидческой волей так и не вырезанный из "фильма о фильме". И были слова Дай-тяна, упавшие на сердце тяжелым камнем: "Мне горько, Рё-кун, что ты так нетерпим...". А потом Дайске взял своего мальчишку, Хамао, за руку, что-то бормотнул ему на ухо - и у всех на глазах увел его ночевать в отдельный номер. Он еще пытался шутить, потом, на следующий день, но уже получалось плохо. Этот удар и этот демонстративный уход - перекрестившись, как две шпаги - словно стали сигналом к отрезвлению: сигналом, что за все в этом мире надо платить. Дай-тян не возненавидел его, а после съемок 3-го фильма сериала тонко и грамотно на какое-то время ушел в свою жизнь, чтобы оставить за собой возможность вернуться. Чтобы не прозвучали слова, после которых подобное возвращение стало бы невозможным. Он всегда был самым мудрым из них, Дай-тян, самым мудрым и самым хитрым: и ему удалось в итоге сохранить рядом с собой все, что он считал необходимым в своей жизни. Своего мальчишку Хамао Кёске и своего друга Рё-куна. Именно Дайске совершенно спокойно принял изменения в концепции сериала и вывод своего друга в главные герои четвертого фильма. Именно Дайске намекнул продюсерам, что считает данный маркетинговый ход выигрышным и, разумеется, будет сниматься в четвертом фильме вместе со своим партнером Хамао Кёске. Именно Дайске видел все, что происходило на съемочной площадке четвертого фильма и, зная его много лет, привычно улыбался, покусывая губу: в отличие от своего героя Сакки Гиичи, он не знал, как помочь своему другу Рё-куну. Именно Дайске звонил сегодня утром с одним-единственным вопросом: завтра премьера... ты - будешь?... За все эти годы дружбы он так и не понял, умеет ли Дай-тян прощать. Но то, что Дайске способен сохранить то, что ему дорого - знал. В отличие от Дайске, он не смог сохранить рядом с собой ничего. И никого. Ноги ныли уже нестерпимо, пришлось отойти от панорамного окна и медленно, очень медленно, опуститься в мягкое удобное кресло: Колени и спина настоятельно требовали хоть небольшой передышки. Но ему по-прежнему хотелось смотреть в окно, на ночной город, смотреть в лицо городу и молчать. В горле саднило, было странное ощущение, что он уже никогда не сможет произнести ни звука. А зачем ему голос? Если этим голосом он так и не смог добиться главного для себя - чтобы ему поверили в ту минуту, когда он был, может быть, первый раз в своей жизни, абсолютно искренним? Из-за всего, что случилось на летних съемках, он практически бросил Шоту. Забыв о дружеских обязательствах, о том, что их связывало, о том, сколько раз Шота оказывался рядом в нужный момент. Это не он его вернул - Шота вернулся сам, потому что так решил и так захотел. Из-за весенних съемок третьего фильма он почти потерял Дайске и его дружбу.И это Дай-тян сделал все, чтобы потом, через какое-то время вернуться - другом и товарищем, потому что так решил и захотел. Сам он не способен удержать никого. Сейчас, глядя в холодное окно, за которым игриво кидалась снежинками декабрьская ночь, он это понимал так явно, словно приговор был написан на матовом стекле панорамного окна. За все в этом мире надо платить. И он - платит. Платит за одиночество Шоты и его понимание, что друг - ненадежен. Платит за тихие слезы противного мальчишки Хамао Кёске и порванную им собственноручно в клочки на съемках третьего фильма нервную систему Дай-тяна. Платит за укоризненно сведенные брови хитрого лиса Таки и неодобрение в глазах Кенджи-сана, наблюдавшего, как перепуганный Мао шарахается от него в коридоре, если рядом в эту секунду нет Дайске... Платит - единственным в мире человеком, кого он хочет видеть сегодня ночью здесь, на белоснежном шелковом покрывале кровати "king-size", и которого здесь не будет. Потому что есть вещи, которые в этом мире не происходят. Завтра он пойдет на официальную премьеру четвертого фильма и сделает всё, что от него ждут. Завтра он никого не подведет. Просто он не знал, что летом, знакомясь с членами съемочной группы четвертого фильма... В дверь негромко, вежливо постучали. Он не реагировал, но уже даже не хотел, чтобы навязчивый рум-сервис вдруг пропал: только этот слабый деревянный звук, впервые за много часов прервавший мертвую тишину в номере, слабым эхом связывал его с ночным городом за окном. С миром тех, у кого все хорошо и кто умеет не терять самое главное в своей жизни. Он не знал, что, глядя в выразительные, ласковые глаза своему партнеру по съемкам Найто Тайки, он смотрит в глаза своему собственному приговору. Который догнал его летом, потому что за все в этой жизни надо платить.
Продолжение от 05.04.3. Стрелки на циферблате серебристо-металлического, стилизованного, беззвучно мерцающего будильника на тумбочке у кровати медленно подтягиваются к числам "10" и "12". Еще несколько минут - и его добровольное заточение в номере отеля перевалит за двенадцать часов. Холодное небо за окном уже полностью пропиталось той особой зимней чернотой, которую можно увидеть лишь в декабре. На фоне кромешно-черного бархата облаков еще ярче и задорнее сверкает разноцветное море огней и огоньков, освещающих морозное пространство города. Чуть слышно скрипит мягкое кресло - кремовая натуральная кожа отделана коричневыми вставками - словно приглашает, уговаривает посидеть еще, отдохнуть, перестать валять дурака. Но человеку в кресле очень важно видеть ночной город - во всю ширину панорамного окна - видеть лицо города, смотреть в его разноцветные, мерцающие, такие отдаленно-равнодушные глаза. Смотреть - и понимать, что ему нечего сказать этому городу. Нечего сказать самому себе. И оправдаться тоже нечем. Он не хочет оправдываться - он встает из кресла и медленно подходит к окну, опять прижимается лбом к стеклу.Усталые, затекшие ноги гудят, но это сейчас не главное. Главное - не оборачиваться. Главное - не думать о том, что там, за спиной, на белоснежном шелковом покрывале его ждет единственный спутник, кому он позволит сегодня ночью находиться рядом с собой. Его собственное одиночество. Других спутников этой ночью у него не будет. И он сам сделал для этого все, что только в человеческих силах. И даже больше. Только сейчас он по шагу, по сантиметру начинал понимать, что самым страшным в итоге оказалось то, что его попадание в типаж холодного, высокомерного, а на деле - такого впечатлительного и отзывчивого - Араты Мису, было стопроцентным. Более чем стопроцентным. Уже весной, на съемках третьего фильма, он понял, осознал буквально сразу,что ему практически не приходится играть своего героя - он и есть Арата Мису, холодный, высокомерный, не дающий себе ни малейшего труда быть или хотя бы казаться приятным для окружающих. Это была его собственная суть, его нутро, его затаенная мечта и его подсознательное стремление, обузданное воспитанием и правилами приличия.И основной творческой задачей - или подарком судьбы - стала необходимость быть перед камерой просто самим собой, с его собственными капризами, высокомерными взглядами, презрительно искривленной верхней губой и ехидной усмешкой, так оживлявшей лицо. Он, действительно, был Арата Мису, как он себя ощущал, за вычетом двух малозначащих составляющих - впечатлительности и отзывчивости - казавшихся ему на тот момент лишним, абсолютно ненужным слюнтяйством и недопустимой слабостью. Ведь на тот момент у него были дела намного важнее. Эта самая типажность позволяла ему тешить собственные комплексы и претензии к Дай-тяну даже в кадре, когда уже прозвучала команда - "Мотор!". Она же была великолепным щитом, полностью затмившим для зрителей его истинное отношение к противному мальчишке Кёске, который не то что по ходу сценария, по ходу всего времени съемок третьего фильма старался лишний раз не встречаться с ним взглядом ни на съемочной площадке, ни в коридоре гостиницы - то утыкаясь в очередной раз в свой дурацкий телефон, то откровенно прячась за спиной расстроенного их очередной стычкой Дайске. И он был уверен, что блестяще сумел всех провести. Когда он выговаривал в кадре своему школьному недругу, Сакки Гиичи, свои претензии относительно его поведения - он говорил не только от имени Араты Мису. Он говорил от своего собственного имени - и о том, что его на тот момент волновало. Он был уверен, не сомневался, что Дай-тян услышит его,- и по глазам друга-партнера со злым удовлетворением видел: да, его услышали. Но Дай-тян, талантливый актер, когда его принудительно, без подготовки, выволакивали на ринг, умел более чем достойно держать удар, и сцену объяснения между Сакки и Аратой достаточно быстро признали одной из лучших в третьем фильме. Еще бы, ведь они оба постарались для этого. Он гордился тем, что ни одну из сцен, в которых он был занят, не пришлось переснимать дважды. Ну, если только раз или два - и то, исколючительно из-за этого бестолкового щенка Кёске, то стабильно поровшего текст, то вздрагивавшего, как напуганный заяц, когда Арата Мису приближался к нему ближе, чем это было оговорено на предварительных репетициях. К Арате Мису претензий не было никаких. Он был прекрасен, убедителен и идеально воплощал заданный сценаристами характер. Просто это во многом был его собственный характер, о чем на съемочной площадке знал лишь он один. И ведь тогда он, действительно, был уверен, что сумел всех провести. То, что это не так, он узнал в последний день съемок, вечером, на праздничном банкете. Все смеялись, радовались огромной проделанной работе, то тут, то там хлопали вскрываемые банки с пивом, а Кенджи-сан, только что горячо споривший с операторами, вдруг оказался рядом, положил руку ему на плечо, посмотрел на него внимательно и тихо сказал: - Только не заиграйся, Рёма-кун... Не надо... А он - заигрался. Он улыбнулся и сделал вид, что не понял. Он просто знал, что он и есть Арата Мису. Наверное, стоило простоять более десяти часов у холодного панорамного окна, чтобы, наконец, понять, что именно он услышал в тот вечер. Потом была премьера, шумный успех, неожиданный, но шквальный взрыв популярности его героя - и уже летом, на съемочную площадку четвертого фильма он приехал в том же радостном оживлении, уверенный, что уж теперь-то, когда Арата Мису выведен центральным персонажем серии, судьба положит к его ногам всё и даже больше. Получив на руки сценарий "Непорочного", он первым делом пролистал его на предмет "постели" и разочарован не был - прекрасная "постельная" сцена, изящная, тонкая, прописанная, буквально, "на нерве", радовала глаз и обещала стать "гвоздем" фильма. И сколько дополнительных, милых бонусов, гарантированно превращавших для него съемочный процесс в более, чем приятное времяпрепровождение, основная тяжесть в котором выпадала на партнера. Это партнеру предполагалось остаться перед камерой почти обнаженным, это партнера должны были раздевать в примерочной кабинке магазина умелые руки Араты Мису, это партнер должен был стонать и задыхаться в его жадных объятиях - ну, в меру своих актерских способностей, конечно. Абсолютно не переживая из-за замены Бишина, сыгравшего роль Шингеджи Канемитцу в третьем фильме, на нового исполнителя, он очень надеялся, чтобы эти способности у нового партнера будут. Не хотелось повторять нелегкий путь Дайске, столкнувшегося на втором фильме с тем, что его мальчишка, Кёске, даже целоваться толком, как оказалось, не умел и страшно комплексовал перед камерой. Про себя он был абсолютно уверен, что сам в такое глупое положение - как Дай-тян - никогда не попадет. Зачем только он пошел на поводу у собственного тщеславия? Почему не остановился тогда, когда еще можно было всё остановить? Как он докатился до того, что уже всерьез мысленно перебирает влиятельные кандидатуры в театральном мире Токио, чтобы напрямую обратиться к ним за помощью и поддержкой, потому что сам - один - явно не справляется с ситуацией? Он все начал неправильно... В дверь негромко, вежливо постучали. Хорошо, что есть рум-сервис. Без него, без этого тихого, деревянного стука, кажется, что ледяное стекло панорамного окна под щекой - единственное живое ощущение, оставшееся ему в декабрьской зябкой ночи. Он знал, что иногда, от полного одиночества, люди снимают номер в престижном отеле, чтобы вот так, одним рывком распахнуть окно, встать на подоконник и шагнуть с него в абсолютную пустоту. Но он пришел сюда не за этим. Он никогда не увиливал от наказания, если оно было заслуженным. Он знает, что его никуда не отпустит белоснежное, шелковое покрывало на кровати "king-size", на котором нет и не будет того единственного, с кем он мог разделить сегодняшнюю ночь накануне премьеры. Потому что есть вещи пострашнее шага в пустоту. Например, знать, что он всё - с самого начала - делал неправильно. Когда ассистент режиссера представил ему нового партнера - невысокого, худенького, улыбчивого юношу - театрального актера Найто Тайки, двадцати одного года, он, с сытым высокомерием двадцатипятилетней "звезды" кино рассматривая склоненную в приветствии черноволосую голову, снисходительно сообщил, что ему тоже крайне приятно познакомиться, а потом, отойдя на несколько шагов обернулся и небрежно бросил через плечо: - Эй, ты... Иди сюда... А что еще мог сказать Арата Мису своей верной тени - Шингеджи Канемитцу? Потому что он и был им, Аратой Мису. А, значит, партнеру надлежало стать именно Шингеджи Канемитцу, и никем другим - и какая разница, как его зовут? Поэтому он не собирался вот так, сходу, запоминать имя этого парня - слишком много чести. Ему достаточно было знать, что перед ним его Шин, отданный в его руки сценарием четвертого фильма, и это уже было большим одолжением с его стороны. "Разве я спрашивал, как тебя зовут?" Арата Мису не хотел знать, как пишется имя Шингеджи Канемитцу, и он - как само собой разумеющееся - не интересовался именем партнера. В ту минуту он ощущал в себе это нежелание знать, как еще одну новую краску незнакомого оттенка в палитре собственных переживаний. Он пробовал это нежелание на вкус, присматривался к нему, осторожно пробуя смешивать с уже знакомыми, привычными цветами, привычными эмоциями, знакомясь с этим странным состоянием и внезапно получая от него неожиданное, ломкое удовольствие. Юноша изумленно вскинул голову и замер, не отводя от него выразительных черных глаз. В его взгляде какая-то удивительная детская растерянность переплеталась с неожиданным для его возраста печальным пониманием и... сочувствием. Но при этом он не сдвинулся с места и они так и стояли почти минуту, рассматривая друг друга, после чего с интересом наблюдавший за ними от боковой галлереи школьного здания Кенджи-сан решительно сообщил, что съемки начнутся со сцены во дворе школы (в сценарии - сцена за номером два). Тогда, в тот момент, этот бархатный, ласковый, сопереживающий взгляд он расценил, как вызов. И сделал свои выводы. Но, полностью занятый собой, он проглядел ответную реакцию. Как оказалось, зря. Может быть, если бы работа началась с другой сцены - все было бы иначе? И сейчас, в ночь накануне официальной премьеры фильма, он был бы на этом роскошном шелковом покрывале - не один? Или, если бы на роль Шингеджи пригасили другого актера - позволил бы он себе то, что позволял все оставшиеся дни съемок? И результат был бы таким же? Глядя в тонкий, размытый контур собственного лица на холодном стекле, он мог с абсолютной уверенностью ответить сам себе - как если бы разглядывал свое собственное вывороченное наизнанку нутро - что - да, да, он бы, конечно, позволил себе всё, до чего докатился на съемках, с любым другим актером, оказавшимся приговоренным к роли Шингеджи, и абсолютно не имело значения, с какой сцены начался бы съемочный процесс. Он позволил бы себе всё, что считал нужным, не задумываясь ни о чувствах, ни о настроениях другого, такого же как и он, актера. Потому что он не желал видеть рядом с собой никакого актера - он настоятельно желал видеть только свою тень, Шингеджи Канемитцу, и поступать с ней, как и полагается поступать с тенью - никак. Или - как в голову взбредет. Потому, что он и был в тот момент Арата Мису. Потому, что абсолютно был уверен, что, став тем, кем он стал, он никому и ничего не должен. Интересно, кто-нибудь поверит, если он попытается объяснить, что главной целью всего происходящего тогда он видел качественно снятый фильм? И одновременно - удушающее желание ответить на вызов, рассчитаться за этот понимающий, сочувственный взгляд, который догнал его в первые минуты их знакомства? Попытаться объяснить - можно, вот только слушать эти жалкие, беспомощные объяснения некому. Те, кто видели его летом на съемочной площадке, тот же приехавший со своим мальчишкой Кёске на три съемочных дня Дай-тян, все отлично разглядели сами. Дайске даже умудрился заловить его вечером второго дня своего пребывания на съемках на гостиничной лестнице (похоже, спрятав перед этим куда-то своего щенка, потому что был один) и жестко прихватив за плечо, почти ткнуть лицом в стену. - Рё-кун, ты идиот?! Что ты творишь?! Остановись! - Дайске был возмущен и растерян: такого Рё-куна - веселого, компанейского, игривого и безжалостно-беспощадного - он еще не видел никогда. У Дай-тяна впереди будет целая осень, чтобы привыкнуть к другому зрелищу - зрелищу круглосуточно веселого, насмерть возненавидевшего самого себя Рё-куна. - Не смеши меня...- он решительно расцепил руки друга и слегка того оттолкнул. - Я знаю, что делаю. Это мой партнер. Может быть, в тот момент он упустил свой последний шанс остановиться? И именно тогда всё погибло окончательно? Что он пытался доказать своему другу Дайске, искренне переживавшему за слетающего на глазах с катушек приятеля? Что тогда, весной, на съемках третьего фильма - он в своих насмешках и подколках над безответным мальчишкой Кёске был прав? И это, действительно, глупо и нелепо - подпускать кого-то к себе ближе, чем необходимо для приятного общения и необремененного ответственностью физического удовольствия? И что Дай-тян в своем стремлении к этому ребенку, Мао, смешон - а он, он-то, как раз, держит все под контролем? Потому что все, что происходит вокруг - это просто работа... Он работал для фильма, для феерического результата - и для себя лично. И, выиграв фильм, он вчистую, в ноль, в минус - проиграл все остальное. Он не заметил, как проиграл сам себя. Потому что был абсолютно уверен, что никому и ничего не должен. В этом абсолютном проигрыше была только одна кипенно-белая, искрящаяся точка. Ему достался более чем достойный противник. Ему достался Тай-тян. Достался - во всех смыслах. Улыбающийся юноша с печальными понимающими глазами. Не пожелавший принять его игру и загнавший все происходящее до такой степени, что уже он, как побитый щенок, готов идти в почтительном поклоне к весомым фигурам театрального мира и просить их о содействии, просить о помощи, просить сделать так, чтобы его выслушали... Чтобы его, дьявол, выслушали один раз за все прошедшие месяцы! Панорамное стекло холодит воспаленный лоб. Разноцветные огоньки города начинают сливаться в широкие радужные дуги. В представительском номере темно и смертельно тихо. Он зажмуривает глаза, не в силах бороться с призрачными, неуловимыми видениями - перепутанные пряди черных волос, соскальзывающие на высокий, чистый лоб, на изящно склоняющуюся к нему шею... В сцене поцелуя с конфетой ему пришлось собрать все свое мужество, весь профессионализм, чтобы элементарно не перепутать собственные реплики. Тогда ему хватило сил, чтобы, соблюдая внешнее спокойствие, сосредоточенно готовиться к съемке. Сейчас, измотавший сам себя переживаниями последних месяцев, он искренне не понимал, как на это вообще могло хватить сил: делать вид, что ничего особенного не происходит. Он помнил тонкие, сильные руки на своих плечах, горячее, судорожное дыхание на своей шее так четко, словно все это происходило несколько минут назад. Он помнил голос, произносивший с обезоруживающей искренностью слова сценария - "Люблю тебя... Арата-сан..." За свои двадцать шесть лет он слышал достаточно объяснений в любви - искренних, настоящих. На какие-то он отвечал, на какие-то - нет. Но еще ни разу в жизни ему не говорили, что его любят - вот так. Чтобы позвоночник сам завязывался узлом, а подбородок начинал дрожать и успокоить его было невозможно. И он все еще был уверен, что это - просто работа. Съемка очередной сцены - не больше. Но и не меньше. Почему он тогда ничего не понял? Что и кому он пытался доказать? Как он вообще до такого докатился? Он давно уже готов просить прощения. Он готов встать на колени и покаяться во всем, что случилось тогда, летом, на съемках. Но в самой глубине души, в самом эпицентре истерзанного за последние месяцы сознания он знает - это не то. Это всё не то. Его просьбы и раскаяние никому не нужны. Потому что это всего лишь слова. Должно быть что-то другое. Что? Он не знает. Поэтому до сих пор так и не обратился ни к кому за помошью. Поэтому он, Баба Рёма, "звезда", еще не просил никого, чтобы ему помогли - уговорили, убедили, заставили актера театра Найто Тайки его выслушать. Он не знает, чем надо пожертвовать, чтобы его выслушали всего лишь один раз. Что же ты делаешь, Тай-тян?! Чего ты добиваешься? Что тебе нужно? Они загоняли друг друга на площадке до изнеможения, по тридцать раз репетируя короткую проходку или разовую реплику. Они уверенно обнимали и разворачивали друг друга, снова и снова примеряясь, будто прицеливаясь, к очередным "кадровым" объятиям и руки обоих, случайно столкнувшись при неосторожном движении, вздрагивали. Его оружием киноактера был ледяной прищур глаз, чуть сутулящиеся плечи, при виде которых партнер то и дело на доли секунды, словно обессилев, закрывал глаза, и - негромкий, бархатный, подчиняющий голос. Оружием его театрального соперника были фантастически выразительные, чуть печальные глаза, мягкая, беззащитная улыбка и - голос. Еще ни у кого в своем окружении, в толпе молодых актеров "новой волны" он не слышал такого мягкого, лишающего сил, ласкового голоса, способного передать малейшие оттенки переживаний. В первый день работы он ненавидел этого Шингеджи -"как-его-там" за абсолютное нежелание видеть в нем Арату Мису вне периметра съемочной площадки. В кадре партнер смотрел на него так ласково-печально, его губы так беспомощно вздрагивали, словно тот пытался, но не мог решиться сказать что-то самое главное, самое необходимое, что у него на полном серьезе перехватывало дыхание и пульс частил, давая перебои, от которых словно током пробивало все тело. Но стоило лишь прозвучать команде "Стоп! Снято!"...Казалось, с лица "Шингеджи" невидимая рука влажной губкой смывала все - эмоции, переживания, безграничную нежность, которую его герой испытывал к своему кумиру - Арате Мису. Словно и не было ничего. Парень улыбался, встряхивал головой и, развернувшись к нему спиной, уходил с площадки по своим делам. Оказалось, что у него достаточно много знакомых о которых он ничего не мог сказать - театральный мир столицы он все же знал недостаточно хорошо. А его партнеру звонили, писали собщения, он с кем-то весело смеялся, перешучиваясь на какие-то свои идиотские темы, кого-то обсуждал, за кого-то переживал... Он смел переживать за кого-то кроме Араты Мису! Это мешало, это очень сбивало и выводило из себя. Он уже, подошел к этому, он почти был готов полюбить своего Шингеджи там, в кадре - и отчаянно ненавидел его вне площадки. К тому времени - только лично для себя - не говоря об этом никому и продолжая самодовольно улыбаться, он уже выучил это имя: Тай-тян. А еще - неимоверно бесил и напрягал печальный, понимающий, проникающий под самую кожу взгляд выразительных глаз, который он в первый день съемок пару раз мельком ловил на себе. И из-за этого взгляда... В дверь негромко, вежливо постучали. Странно, он никогда не думал, что обычный гостиничный рум-сервис может стать таким необходимым - как "Скорая помощь", как служба спасения, как единственное живое существо в абсолютной пустоте. Он чувствовал тихую нежность к тому, кто, старательно выполняя свои обязанности, с равными промежутками времени негромко стучал в дверь его представительского номера. Только стучи, только не уходи, продержись еще немного. Пожалуйста. Осталось всего несколько часов ночи - и только три вопроса, которые он сегодня задаст самому себе и будет молча смотреть в черное панорамное стекло в поисках ответов. Что заставило его так безобразно сорваться при всех на летних съемках на своего партнера Найто Тайки, когда того к ночи позвали в чужую комнату? Почему в ту ночь Тай-тян сам пришел к нему в номер? И почему на следующее утро из сценария исчезла центральная "постельная" сцена, что было горячо поддержано Кенджи-саном, и уже ни встретиться, ни поговорить с Тай-тяном кроме как при посторонних и исключительно по вопросам снятого фильма ему не удается вот уже несколько месяцев? Что имел в виду глупый мальчишка Кёске тихо сказавший его другу Дайске поздним вечером на лестнице гостиницы - "Ты не понимаешь... Тай-тян борется сейчас за свою любовь... Я это знаю точно... Ему тяжело, но он справится, это важно для него..." - он думать не собирался. Ни за что! Иначе придется задать себе еще один, самый страшный вопрос - за чью любовь так боролся этим летом его партнер по съемкам Найто Тайки? И он не был уверен, что хочет услышать ответ.
Я вообще не знаю, что сказать!!! Я утонула в эйфории восторга и сентиментальных стонов!!! Еще АРТ! "Цена вопроса"!!! Самая первая, самая наболевшая на момент написания, самая жестокая и нежная моя история... Самая правдивая.
Motik71, дорогая, СПАСИБО!!! У меня нет слов, я растрогалась и нашла кусочек, который дословно вспомнила, глядя на эту красоту... СПАСИБО!!!
- С того момента Старший от него просто не отходил... В госпитале часами сидел, за руку держал... Говорили они мало, больше - смотрели друг на друга... И никто не то что не ржал - слова не сказал... Хотя все всё поняли прекрасно... У Младшего такие глаза были! Да они у него и сейчас такие... Я как-то Старшего нашел, предложил: Пойдем покурим?... Он согласился. Пошли мы... Он говорит: Спрашивай. Я отвечу... Долго я думал, как спросить - ну, чтоб нормально, чтоб не сморозить хрень какую-нибудь... Старший понял, что я туплю, улыбнулся так... понимающе... Сам сказал: Я Младшего с собой забираю, к себе. Мы теперь вместе жить будем. Я работу найду, денег заработаю. Ему же еще восстанавливаться надо. Справимся... Ну, я, конечно, ждал чего-то подобного, но все равно удивился: Слушай, ну ты же не такой... Старший посмотрел на меня внимательно, согласился: Да, не такой. Просто это была цена вопроса... Я даже не сразу понял, о чем он: Какого вопроса?... Старший посмотрел на меня, как на дебильного, опять улыбнулся: Вопроса его жизни...
Боже мой, ЭТО ПРОИЗОШЛО!!!! Я мечтала, надеялась, верила... и ЭТО ПРОИЗОШЛО!!! АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!! Чудо!!!!!! Мне ночью прислали ...АРТ! По Танцорам!!! Самый настоящий!!!! СПАСИБО, Motik71!!! Спасибо, дорогая!!! У меня просто нет слов... И ровно за несколько дней до начала третьей части!!! Я вся растрогалась и размякла!)))))) Это ПРЕКРАСНО!!!!Хочу показать всем, кто помнит моих мальчишек и интересуется их дальнейшей судьбой!)) Вот!
Ну вот. Как и предупреждали. Это случилось и у нас. В результате захвата заложников в школе погиб учитель географии и полицейский. Предположительно, заложников захватил Сергей Гордеев, ученик 10 класса 263-й московской школы. Предположительно (потому что не знаю лично) - это его фотография. Не предположительно, а по факту, детей эвакуировали из школы педагоги. Не предположительно, мальчика уговорил сдаться отец, тем самым предотвратив новые смерти. Не предположительно, мальчик шел на медаль, а отметка по географии эту медаль почти срывала... ИЗ-ЗА ОТМЕТКИ???!!!(((( Погибшему учителю географии Андрею Кириллову было 28 лет. Дети отзываются о нем очень хорошо. Преступник был отличником, шел на медаль, по отзывам был очень общительным, хорошим парнем. Второй вчера застрелил первого. ИЗ-ЗА ОТМЕТКИ???!!!((( Это уже предел, господа. Это пиздец. И еще. Вопрос, который меня интересует давно. НА КОЙ ХРЕН ТАКАЯ ШКОЛЬНАЯ ОХРАНА?! Которая не может обезвредить вооруженного человека, а только и может, что нажимать "тревожную кнопку"?! Кнопку и я могу нажать, и в школу проводить - под дулом-то! Чем я отличаюсь от этой самой охраны?! Или ее главная задача - строить и воспитывать бедных родителей, часами ожидающих своих малышей за дверью, на улице? Ну как же, школа ведь, "охраняемый объект"! Доохраняли, блин!(((
Увидела керамику Анны Ламберт - и замерла! Птицы... домашняя посуда... ложки с фигурными ручками... Все это было у Соловья! Вот такое, с птицами))))) *кто в теме сказки - думаю, согласятся)))*
Есть события, которые не позволяют остаться равнодушным...
Умер бывший японский офицер, для которого Вторая мировая длилась до 1974 года.
16 января в Токио, в возрасте 91 года, скончался бывший младший лейтенант императорской армии Японии Хироо Онода. Он прославился тем, что отказался поверить в окончание Второй мировой войны и, верный присяге, еще 29 лет скрывался в джунглях на филиппинском острове Лубанг
Когда Вторая мировая приближалась к концу и американские войска уверенно продвигались на север, лейтенант Онода оказался в окружении на острове Лубанг. Несмотря на отчаянное положение, молодой офицер остался верен присяге и три десятилетия отказывался сдаться в плен.
"Быть может, пройдет три года, может, пять, но что бы ни случилось, мы вернемся за вами", – это были последние слова, которые 22-летний лейтенант Хироо Онода услышал в феврале 1945 года от своего командира, майора Танигучи. Приказ был таков: оставаться на острове Лубанг, несмотря на высадку американских войск, которая казалась неминуемой, и вести партизанскую войну. Именно этим лейтенант Онода и занимался – только не три и не пять лет, как сказал ему командир, а почти три десятилетия.
"Каждый японский солдат был готов умереть, но я был офицером разведки, и у меня был приказ вести партизанскую войну любой ценой, - признался Онода в интервью каналу Эй-би-си в 2010 году. - Если бы я не смог выполнить этот приказ, мне было бы мучительно стыдно".
Лишь в 1974 году Онода подчинился своему бывшему командиру, который специально прилетел на Филиппины, чтобы отдать ему последний приказ.
К концу войны в подчинении у Оноды оставалось трое солдат. Один из них сдался в 1950 году, другой умер, третий погиб в 1972 году в стычке с местным населением, против которого отряд Оноды периодически проводил рейды. Самому Оноде много раз предлагали сдаться, но он категорически отказывался сложить оружие. Позже он признался, что считал отправленных к нему японских парламентариев провокаторами, а листовки с предложением выйти из джунглей – вражеской агитацией.
"В этих листовках было много ошибок, и я был уверен, что их разбрасывают американцы", - заявил он.
Быть может, Хироо Онода так никогда и не вернулся бы со своей войны, если бы не его бывший командир, которого власти попросили вылететь на Филиппины и лично отдать приказ стойкому офицеру сложить оружие. В марте 1974 года Онода в износившейся и залатанной военной форме, которую он не менял почти 30 лет, отсалютовав японскому флагу, и его война на этом завершилась. 52-летний лейтенант Онода откозырял бывшему командиру и заплакал. Потом его отвезли в Манилу, и там он вручил свою офицерскую саблю филиппинскому президенту Фердинанду Маркосу – в знак сдачи в плен. Маркос вернул Оноде оружие, сопроводив его указом об амнистии – "с учетом исключительных обстоятельств" – за гибель филиппинских граждан, погибших от рук Оноды и его подчиненных за все эти годы. Хироо Онода прожил необычную жизнь. Он с трудом привыкал к сильно изменившейся Японии, к новым техническим достижениям, к отношениям между людьми, ставшим за десятилетия другими, не теми, что были во времена его молодости. Да и к тропическому климату он, похоже, привык, поэтому позднее, женившись, переехал с семьей в Бразилию (в 2010 году Онода стал почетным гражданином бразильского штата Мату-Гросу). Свой опыт выживания в джунглях он не только описал в книге воспоминаний, но и делился им с детьми, основав в 80-е годы школу выживания в экстремальных условиях.
Дорогие мои друзья! С наступившим вас 2014-м годом Лошади!! Это так замечательно, что вы есть и я очень хочу вас поздравить!!! Так получилось, что вторая половина года ушедшего стала для нас с деточкой неожиданной и тяжелой(( Никто не был готов, никто не ждал, что вот так... Но - год сменился, я снова тут). Спасибо всем, кто писал, тормошил, дергал - не давал закиснуть и опустить руки! Спасибо вам всем!! Поэтому я вас поздравляю с Новым годом и буду рада снова видеть вас у себя в дневе))
А вот такая у меня была Снегурочка)))...
И - каждому по лошади! Выбирайте!!)) Кони перуанского художника Johnny Palacios Hidalgo))
Британский актер Питер О'Тул скончался в воскресенье, 15 декабря, на 82-м году жизни. Об этом сообщает Agence France-Presse со ссылкой на его агента.
Как рассказали родственники О'Тула, он умер в больнице, куда его доставили за два дня до этого. Актер болел в последние годы жизни.
О'Тул начал играть в театре, но известность ему принесла роль Лоуренса Аравийского в одноименном фильме 1962 года. Он снялся более чем в 50 фильмах, в том числе «Как украсть миллион» (1966), «Лев зимой» (1968), «Калигула» (1979), «Последний император» (1987), «Троя» (2004). Кроме того, О'Тул продолжал выходить на сцену в главных ролях до 1999 года и работал на телевидении.
В преддверии своего 80-летнего юбилея летом 2012 года О'Тул объявил, что завершает актерскую карьеру. Тем не менее, его самой последней работой стала роль в фильме «Екатерина Александрийская» (Katherine of Alexandria), который еще не вышел в прокат.
Какая милая и трогательная история!))) Этот Сидзо - он такой... японец)))) И как это по-японски - "он понял, что не вынесет позора..." ))))
Удивительная история Сидзо Канакури, или как он закончил марафон длинною почти в 55 лет
В 1912 году один из первых японских марафонцев Сидзо Канакури в течение 18 дней добирался до Стокгольма, места проведения Летних Олимпийских Игр. Сначала пароходом, потом Транссибом. А вот во время самого марафона японец исчез! Поиски ни к чему не привели. Более полувека в Швеции он числился пропавшим без вести, пока не выяснилось, что Сидзо на протяжении всех этих лет благополучно проживал у себя на родине, участвовал в двух последующих Олимпиадах и национальных соревнованиях.
Дело в том, что долгая дорога в Швецию, отсутствие привычной для Сидзо пищи, 32–х градусная жара и неудобная обувь не позволили ему проявить себя на соревновании. Пробежав 27 км, изможденный спортсмен сбился с пути. Он забрел на ферму, где местные крестьяне дали ему воды и уложили спать. Проснувшись на следующее утро, бегун понял, что не вынесет позора и, никого не уведомив, покинул Олимпиаду. Много позже он узнал, что ничего постыдного в этом не было, и лишь половина из 68 марафонцев преодолела дистанцию.
В 1967 году в возрасте 76 лет он принял предложение шведских телевизионщиков поучаствовать в мероприятиях, приуроченных к 55–летнему юбилею Олимпийских Игр в Стокгольме, и закончить марафон. Он финишировал через 54 года, 8 месяцев, 6 дней, 5 часов, 32 минуты и 20.379 секунд после стартового выстрела. "Это был долгий путь. По дороге я женился и обзавелся шестью детьми и десятью внуками", — сказал Сидзо. Он прожил до 92 лет и вошел в историю национального спорта как "отец японского марафона".