Прислали мне вот такой перевод моего стишка на английский)))... Не знаю, что и сказать)))... (Просто потому, что прочитать не могу))))...
They break my limbs with laughter – never mind! They want my life – no more, no less. Oh, Dear! I see the white glove and the rising arm… Enemy-Lad. So funny. There’s no tear.
The sunlight burned on Earth. My luck’s in hell. Here is the trial. Questions. Death – no fear! I try to realize, what broke inside. Enemy-Lad. So funny. There’s no tear.
The eyes of darkest night and clearest blue, Fighting for life to change the world – so near! You shiver nervously. Come on! Enemy-Lad, don’t frighten. There’s no tear.
You wish to know what I am inside? What devil fills you now? – Do you hear?! Look! Here are my shoulders, neck and arms… Enemy-Lad, it’s funny… There’s no tear.
Your childishly sincere love Will burst the war and exchange the luck. – Just feel it! Oh, hush, come on… I’m here by your side. Enemy-Lad, don’t cry… There’s no tear.
God, I’m so tired. I wish it were a dream. Buying my life has stopped. I do not care! My lips will touch your cheek – it is so sweet. And after it just let them simply bury me.
ПервоисточникПо ребрам бьют смеясь, исподтишка, Назначив ставкой жизнь - и не иначе! Вот белая перчатка... Вот рука... И мальчик - враг... Смешно... Я не заплачу.
Луч солнца по пути к Земле сгорел. В агонии хрипит моя удача. Вот трибунал...Допрос... А вот - расстрел... И мальчик - враг... Смешно... Я не заплачу.
Два взгляда - черный бархат, синий шелк - Схестнулись насмерть, мир переиначив. Ты так дрожишь... Все будет хорошо. Не бойся, мальчик-враг, я - не заплачу.
Ты хочешь знать, каков я изнутри? Каким же бесом ты теперь охвачен?! Вот - руки, шея, плечи... На, смотри! Что, мальчик - враг, смешно?... Я не заплачу.
Твоя наивно - детская любовь Взорвет войну на пятой передаче. Не надо, успокойся... Я с тобой... Ты плачешь, мальчик - враг? Я не заплачу.
Джеку не спалось. Он лежал на спине на циновке - руки под головой - и, не мигая, смотрел в потолок своей камеры... Ночной тропический дождь накрыл землю, влага сочилась из воздуха, мешая дышать, обволакивая лицо, руки, мысли. Капли, старательно стучавшие по упругой зеленой листве, по земле, походили на армию крошечных барабанщиков, свято выполняющих свой долг. Сна не было. Было ожидание - тяжелое, нервозное, заставлявшее то и дело жмуриться, встряхивая головой, словно, в попытке сбросить его с себя. И было тоскливое, тянущее за душу ощущение, что долго так продолжаться не будет. Не может - долго... читать дальшеИ что потом? ... Шла третья ночь, с тех пор, как у него в руках сам, по собственной воле, оказался комендант лагеря, капитан Йонои - потрясающе красивый японский юноша, изящный, как девушка, чувственный и чувствительный, завораживающе - покорный и яростно страстный одновременно. Джек не смог его ни оттолкнуть, ни просто отпустить - поражаясь самому себе, он принял это затопившее обоих чувство, с которым сперва честно пытался бороться. Боролся, как умел. Хамил и дерзил, стараясь разбудить в себе все положенные солдату и мужчине эмоции. Но интерес - горячий интерес, который он почувствовал к капитану еще в ходе заседания трибунала - сыграл с ним дурную шутку. Когда Джек, стремясь успокоить, поддержать слетевшего со всех катушек японца, чуть не расплакавшегося на пороге его камеры, имел неосторожность обнять его за плечи, прижать к груди, волна необъяснимой, не поддающейся никаким условностям нежности затопила его с головой. Тогда, в самый первый раз, он еще обманывал себя, пытался объяснить все чувством жалости, которое испытал к этому красивому юноше. Но себе можно врать сколько угодно - единственный человек, которого ты никогда не обманешь, это ты сам. Джек умел не обманывать себя - к чему? Правда заключалась в том, что мягкие горячие губы Йонои, его мускулистые бережные руки, черно - черешневые глаза пробудили в душе майора безудержное желание не сопротивляться, уступить страсти этого мальчика, чтобы хоть на какое-то время, хоть на несколько минут, но избавиться от знобящего чувства одиночества, преследовавшего его последние несколько лет. Он так и сделал. И - страшно сказать! - ни разу не пожалел об этом. Да, он был на войне, был в плену, за сотни миль от родины... Но вот уже третьи сутки он не был одинок. Джек знал, что японец сегодня придет опять. Если вчера он еще в этом немного сомневался, то сейчас знал наверняка. Достаточно было посмотреть в глаза юноши, когда он уходил - всё было понятно без слов. Йонои, уходя оба раза, не смотрел на Джека, но майор все же видел выражение его глаз - когда помогал поправить форму, застегнуть пуговицы. У капитана в тот момент слишком сильно дрожали длинные, тонкие пальцы - грубая ткань формы не слушалась. Джек, чувствуя себя немного виноватым - это же благодаря ему у японского юноши так тряслись руки - также молча помогал Йонои привести себя в порядок. После чего тот вставал и уходил, не оглядываясь. Ни разу во время встреч Джек не раздевал капитана полностью, и не потому, что обстановка не располагала. Ему просто не хватало терпения... Как только он прижимался губами к шее юноши там, где она плавно переходила в плечо, и чувстовал, как тело японца сотрясает дрожь, он полностью терял конроль над собой. Эта дрожь заводила, ударяла в голову, заставляла прерываться дыхание. Упругая и мягкая одновременно, кожа Йонои, буквально тявшая под его губами, сводила Джека с ума. Впадина рядом с ключицей, такая, по-детски, беззащитная, пробуждала в майоре какие-то первобытные инстинкты - может быть, поэтому на шее японца так четко были видны следы крепких, сильных зубов майора. Джек сам не мог объяснить, откуда в нем взялись чувства и желания, о наличии которых он даже не подозревал, но когда его руки стискивали, сдавливали плечи капитана, когда он впивался в губы, в шею Йонои - губами, зубами, всем своим существом - сдавленные, еле различимые стоны юноши звучали для него, как лучшая в мире музыка... Они практически не разговаривали, но оба понимали - это ненадолго. Всё, что под завесой ночи происходило в этой камере, долго продолжаться не могло. Это понимание, буквально, убивало одного и заставляло скрипеть зубами в бессильной ярости другого. Японец позволял Джеку творить все, что тому заблагорассудится, принимая резкие, грубоватые, иногда жестокие ласки майора с такой страстью и благодарностью, словно, каждую секунду ожидал выстрела в затылок. А Джек, с яростной страстью ощупывая, лаская молодое, горячее тело, с такой силой прижимал его к себе, будто кто-то, стоя рядом, пытался отобрать, отнять его великолепный трофей...Ни один из них не думал, что будет завтра, через неделю, через год. Задача была намного проще и страшнее - прожить еще хотя бы полчаса, час, два часа рядом, вместе. И каждая проводимая в объятиях минута была на вес золота... Джеку было тоскливо. От собственной беспомощности, от невозможности что-либо изменить. Он не знал и не хотел знать, как называется чувство, которое он испытывает к этому мальчику, но то, что он абсолютно бессилен повлиять на происходящее, сводило его с ума. Черт, да он даже помочь ему ничем не сможет, если будет нужно! Просто потому, что он заперт в этом чертовом карцере... ...Третья ночь была, наверное, самой нежной, самой печальной. Джек каждым своим прикосновением, словно, пытался наощупь запомнить черты лица Йонои, его худощавое, стройное тело, теплоту кожи, хрипловатое дыхание. Он ласкал юношу так, как ни разу в своей жизни не ласкал ни одну женщину - с бережным восторгом, стремясь отдать все, чем была переполнена его душа. А японец - также внезапно ставший жадно требовательным - с неутоляемой страстью, казалось, задался целью измучить Джека до полусмерти, впитывая его в себя, стремясь слиться с ним в единое целое... Почему, когда двое прощаются, всегда идет дождь?
Для тех, кому интересно... Интервью старое, но в нем есть моменты, о которых лично я не знала... Может, кому-то пригодится...
Интервью Нагисы Осимы немецкому изданию ZEIT-ONLINE (1985 год)
Нагиса Осима в Германии
ВСЁ ВОЗМОЖНО...
Интервью с японским режиссером - VonKarsten Witte
Осима не выглядит как король "Империи чувств" - скорее, как первый сотрудник своей кинокомпании. Он не бросается в глаза, кажется с 60-х годов в нем ничего не изменилось: он все еще носит модель очков тех дней, когда был автором непримиримых политических фильмов. Ему уже за пятьдесят, но когда он смеется - выглядит значительно моложе. Но чаще всего он не смеется. Он приехал на фестиваль Horizonte Festival в Берлине, на котором представлено кино стран Азии. В Германии он впервые. В кинотеатре "Арсенал", он обсуждал с аудиторией свой последний фильм "Счастливого Рождества мистер Лоуренс». В июне и июле пройдет показ фильмов Осимы. "Вы, европейцы, - заявил Осима в Берлине - думаете вертикально, ставя рай на небеса, а ад - вниз, под землю. Японцы же полагают, что рай находится на Западе...". Это не было политической лестью. Он только вдумчиво отметил, что ситуация в Японии, будь то производство, движение социальных идей или развитие киноискусства, идет по горизонтали. И занимает столько места, сколько может захватить. Классический мастер, Осима не становится менее проблемным.
ZEIT-ONLINE: Г-н Осима, Вы работаете в Париже над новым фильмом, который будет называться "Макс, любовь моя"...
Осима: Главный герой - англичанин, который работает в посольстве, в Париже. Его жена - француженка. Однажды муж узнает, что его жена ему изменяет. И обнаруживает, что ее партнер не человек, а гигантская обезьяна.
ZEIT-ONLINE: "Счастливого Рождества мистер Лоуренс", Ваш последний фильм, это политический материал о причинах захвата Японии во Второй мировой войне... Эту тему Вы уже затрагивали в своих ранних работах. Как сейчас относятся в Японии к вопросу вины во Второй мировой войне?
Осима: Потому что этот вопрос есть, я и не нашел в Японии продюсера для работы над "Счастливого Рождества мистер Лоуренс".
ZEIT-ONLINE: В сюжете фильма сексуальный подтекст вплотную переплетается с историческим. И одно из основных табу для японской общественности ломается благодаря обаянию персонажей Боуи и Сакамото?
Осима: В современной Японии некоторые табу очень расплывчаты, очень.
ZEIT-ONLINE: Ваш фильм излучает эротическое очарование. В самом начале показано столкновение вторых стран (дословно - "вспомогательных народов",Hilfsvölker - Nam.), участвующих как на стороне Британии, так и на стороне Японии. Это отношения голландца и корейца. Тут - уровень жестокой сексуальности. А благородную эротику Вы оставляете за господами офицерами в такой же благородной смертельной игре. Не является ли это еще одной гранью стереотипа?
Осима: Я показал гомосексуализма больше, чем в романе ("Семя и Сеятель", Лоуренс ван дер Пост). Нужна была жесткая последовательность в начале фильма - история голландца и корейца, как и музыка, основная прелюдия к тому, что последует дальше.
ZEIT-ONLINE: Имеется Ваш более ранний фильм, который знаменателен в этой связи: „Shiiku" (1961). Он создан по также переведенному на немецкий язык рассказу „Ловля", писателя Кендзабуро Оэ. Здесь речь идет об окончании Тихоокеанской войны глазами мальчика, которому в 1945 г. было столько же лет, сколько Вам тогда. Свидетельствует ли изменение тональности Вашего фильма о силе господствующего тогда воспитания?
Oshima: Я очень счастлив, что Вы заметили этот важный пункт. Тот мальчик - это часть меня, мой опыт войны, который я ношу в себе до сих пор. Когда я снимал тот фильм, у японцев не было чувства равноценности по отношению к американцам или европейцам. Поэтому мальчик видит пойманного, черного американского пилота в „Shiiku" именно так, как я видел эти вещи тогда. 20 лет спустя, когда я снимал "Счастливого рождества, мистер Лоуренс", я уже мог противопоставить японца англичанину как равноценного. Новое в моих фильмах о войне состоит в том, что „другой" тоже получил право голоса. Враг, которого раньше не было видно, становится отчетливым.
ZEIT-ONLINE: В Shiiku" личной теме еще не уделяется столько внимания, как в рассказе Ое. Ваш фильм подчеркивает, скорее, историю силы коллектива, который становится виновен в линчевании пленника. Очень впечатляет много дрожащих рук, бросающих землю на гроб жертвы. Вся деревня оказывается в рамках своей вины... А еще имеются Ваши радикальные современные фильмы, почти документалистика, подобная хронике гражданской войны против японо-американского пакта... Можете ли Вы представить себе для разнообразия, что приступаете к дешевому, "грязному" фильму о современному положении Японии?
Осима: Все возможно, если бы было вдохновение, был бы и такой небольшой фильм. Тем не менее, у меня нет интереса к современной Японии. То же самое я думаю, и у зрителей.
ZEIT-ONLINE: Немецкие режиссеры обнаруживают большой интерес к современной Японии. Вим Вендерс и Вернер Герцог встретились на Токио Tower, чтобы создать свою историю о ней.
Oshima: Имена, которые Вы называете, мне знакомы.
ZEIT-ONLINE: В более ранних фильмах Осимы работа камеры, явно, показывает определенное влияние фильмов Антониони и Годарда, как, например, в Ваших „Жестоких историях молодежи" (1960). Являются ли европейские фильмы частью Вашего эстетического опыта?
Oshima: В те времена была тенденция делать камеру очень подвижной, везде, во всем мире. Не я это изобрел.
ZEIT-ONLINE: И все же... Стал ли Ваш абсолютно европейский фильм разрывом с японскими кинематографическими приемами?
Oshima: В Японии нет кинематографических приемов. Они все пришли из-за границы. Мой коллега Оzu снимал типичную японскую семью, но его техника была американская. Ozu использовал даже псевдоним - Джеймс Маки.
ZEIT-ONLINE: Однако, в ранних комедиях тридцатых годов.... Представляет ли, на Ваш взгляд, съемка Ozu определенный разрыв с принципами Голливуда?
Oshima: Нет. Поэтому Ozu так хорошо принимают в Европе.
ZEIT-ONLINE: Режиссеры современного Голливуда очарованы Японией. Пол Шрайдер показал в Каннах свой сенсационный фильм о жизни и смерти писателя Юкио Мисимы - „Mishima", который все еще бойкотируется в Японии. Знаете ли Вы этот фильм?
Oshima: Политическое самоубийство - это не типичная японская тема.
ZEIT-ONLINE: В Ваших записках „Предчувствие свободы" (Klaus Wagenbach Verlag, Berlin 1982), есть поразительное предложение, которое дает, вероятно, разъяснение о принципах Вашей кино-эстетики. Вы писали: „Я живу в постоянном желании насиловать других взглядом. Люди, работающие в кино - они вуайеристы или еще хуже?"
Oshima: Я не помню этого предложения. Но в одном уверен точно: камера - это всегда преступник.
ZEIN-ONLINE: А кто сообщник?
Осима: Режиссер.
ZEIT_ONLINE: До сих пор любовь человека к животным является табу. Ваш предстоящий фильм - "Макс, моя любовь!" - решительно его разбивает. Я не спрашиваю, кто играет обезьяну. Очень интересно, кто мог бы сыграть любовь женщины к обезьяне?
Осима: К сожалению, это я не могу прокомментировать.